Алексей Першин - Смерч

Денис увидел стоявшего в стороне от женщин малыша лет трех, перепачканного сажей. На нем были штанишки с помочью через плечо, голова утопала в картузе со сломанным козырьком. Рубашки не было. Выпиравшие ребра подчеркивали худобу детского тельца. Стоял он один на один с огромным страшным горем. Лицо мальчика казалось не по-детски трагическим. Невозможно было без содрогания смотреть на этого слабого, обездоленного человечка.

Когда рота двинулась дальше, малыш все стоял на том же месте и смотрел на бойцов.

Пожалуй, не столько пепелища и виселицы заставляли трепетать солдатские сердца, сколько сиротливый вид этого малыша. У старшины Буровко затрясся подбородок, взбугрились желваки на скулах у Вадима, глубоко, с дрожью, дышал Чулков. А Ленька в гневе бормотал:

— Ах, гады! Как же земля их носит?

А кто-то в колонне с лютой ненавистью выдавил:

— Вот он, фашизм!

И опять, извиваясь и поднимая пыль на проселочных дорогах, движется колонна. Идут солдаты тяжело, не в ногу. Тускло мерцают сквозь пыль стволы полуавтоматов СВТ, минометов, противотанковых ружей.

Колонну обгоняют пушки на конной тяге.

— Эй, пехота, садись, кому топать неохота.

Карпухин, зыркнув глазом влево-вправо и убедившись, что офицера поблизости нет, ловко вспрыгнул на лафет сорокапятимиллиметрового орудия.

— Что, боитесь оторваться от пехоты? — снисходительно спрашивает он ездового. — Вы уж, ребятки, держитесь за нас, не пропадете.

Смех волной прокатывается по колонне.

Орудие с Карпухиным на лафете догоняет медсестру — блондинку с черными бровями, помогающую подняться на ноги занемогшему солдату.

— Что ж ты, милый, так-то? — добродушно корит его сестра.

— Не надо, сестричка, я справлюсь, дойду, — смущается он.

— На лафет его вместо меня, — предлагает Карпухин.

— Спасибо, ефрейтор.

Сестра довольна.

Карпухин глаз не сводит с хорошенького девичьего лица.

— Ну что смотришь-то? — строго спрашивает девушка.

— Насчет свиданьица размышляю. Встретимся у тополя, как солнышко на закат? Я цветочков захвачу.

— Иди, иди, репей придорожный, — уже мягче говорит она.

— До скорого, значит? — картинно повернувшись, Карпухин возвращается в строй.

Медсестра задумчиво смотрит ему вслед.

Передали приказ: в любую минуту быть готовым к бою.

Весть эта наэлектризовала людей, усталости как не бывало, хотя с утра три десятка километров прошли без отдыха. Говорок утих, колонна без команды пошла в ногу. Земля проселочной дороги издавала под ногами глухие звуки: гр-рах… гр-рах…

Мимо колонны на рысях проскакала батарея стапятимиллиметровых пушек. В одном из офицеров, скакавшем на коне, Денис узнал отца, рванулся из строя.

— Па-па!

Трое ездовых и тот офицер, будто по команде, остановили коней, обернулись встревоженные.

Денис споткнулся, едва не упал. Надо же, какое поразительное сходство! Возвратился в строй, весь дрожа.

Никто не сказал ни слова, но Денис почти осязаемо ощутил на себе сочувствующие и ободряющие взгляды товарищей. Когда батарея, оставляя кудрявины пыли, скрылась за лесной полоской, Вадим молча положил руку на плечо Дениса.

Отец! Где-то он сейчас сражается с фашистами?

Колонна двигалась все быстрее. Пошли опять не в ногу. Потные, грязные, уставшие. Гарцуя на буланом коне, к голове колонны проскакал полковник. Он пристально всматривался в солдат, будто искал кого-то.

— Кто это? — залюбовались курсанты всадником.

— Полковник Елкин, начальник политотдела дивизии, — сказал командир отделения сержант Васин.

— Ух ты! Моральным состоянием интересуется?

— Проверяет, не стерлись ли у кого ноги до самого заду.

По колонне прокатился смех. Полковник попридержал коня, кому-то погрозил пальцем — смех угас.

Сзади загрохотало. Вскоре бешеным галопом, распространяя запах подгоревшей каши, промчались кухни. Смекнули в колонне: через два-три километра привал.

На пути встретилась крошечная станция, вернее, полустанок со множеством окопов, траншей, противотанковых рвов. Разместились в них. Повара раздали обед. Порции были чуть ли не вдвое больше обычных. Первый раз за многие месяцы бывшие курсанты по-настоящему наелись. Щедрость интендантов говорила о том, что фронт рядом.

Полустанок оказался действующим. Не успели еще в ротах покончить с обедом, как прибыл эшелон. Из теплушек глазели солдаты, одетые в новые гимнастерки.

— Какая дивизия? — спросил кто-то.