И никто не узнает,
И никто не придет,
Только ранней весною
Соловей пропоет…
В гумне сидели пленные. Решение созрело вмиг: освободить. Стрелять договорились в самом крайнем случае, если немец очнется. Наумов бесшумно стал красться вдоль стены.
Видно, русская песня убаюкала беспечного стража. Приблизившись к немцу, Наумов уловил, как у того дрогнули пальцы на ложе автомата. Но проснуться часовой не успел…
— Выходи! — скомандовал Евгений.
Пленные шли неторопко, не понимая спросонок, что происходит. Тогда Наумов гаркнул:
— Рассыпайсь!
Толпа поваляла в дверь.
— Тут лежачий… — подсказали.
Евгений чиркнул зажигалкой.
Раненый открыл глаза, пошевелил губами.
— Может, доктор есть? — заторопился Евгений.
— Я доктор.
Это был один из пленных. Отозвав Евгения в сторону, он пояснил, что у больного гангрена и положение почти безнадежно. К тому же нет ни инструментов, ни лекарств.
— Струмент найдем, — заверил Наумов.
— Где?
— У цирюльника Сашки… Ножики, пилочки…
Тем временем в хутор подтянулся весь взвод, и Дубака с разведчиками отправили на дорогу — перехватить смену из немецкого караула. Подоспевший Бойко форсировал события: под его руководством в хатенке растопили печку и поставили воду. Врач еще колебался, пробовал доказать, что операция в таких условиях — кощунство, но закатывал рукава. Он отобрал несколько инструментов из Сашкиного арсенала и бросил в кипящий чугун.
Раненого принесли в хату, он едва дышал.
— Где я?
— На хуторе. — Евгений склонился к нему, добавил шепотом: — Оперировать будем…
— Всю жизнь мечтал! Ах, косая! Где подстерегла…
Бойцы таскали рогачами из печки чугуны с кипятком. Им помогала бессловесная, в толстом платке хозяйка жилища.
Тем временем доктор слил кипяток, достал инструмент. Раненого положили на стол. Желто-синяя, разбухшая нога была, казалось, мертва.
— Ампутация? — одними губами спросил Евгений.
— Нет… Держать будете.
— Без наркоза?
Хирург промолчал, и Евгений понял несуразность своего вопроса. Он отвернулся и встретился глазами с женщиной, она будто что-то хотела сказать, а может, Евгению показалось. Он так и не открыл для себя — узнала она его или нет? Рядом с женщиной застыл у скамьи долговязый Сашка, тоже «ассистент» доктора.
Перед операцией боец пришел в сознание. Он в упор глядел на Евгения, хотя говорить не мог. Было темно. Евгений вновь склонился над ним, и у того разомкнулись губы.
— Дочь… дочь…
Евгений расслышал горячечные слова, собрался спросить фамилию, но в глазах бойца как будто уже не было жизни. В его худом, заострившемся лице проступили, казалось, знакомые черты, Евгений мог бы поклясться, что перед ним Юрий Петрович — дирижер, человек веселого, легкого нрава; но через минуту Евгений усомнился — это было как наваждение, он думал о Мусе и потому вообразил ее отца…
2
Сутки мытарился выросший вдвое взвод на покинутой пасеке и еще сутки в Горелом гаю, покуда лесникова вдова не отвела саперов за старые выселки, в глушь. Обстановка была сложная: никто не знал, где линия фронта, среди освобожденных узников нашлось еще трое раненых, да двое среди саперов. После короткого совещания было решено выслать в сторону фронта глубокую разведку. В опасный рейд пошел Дубак со своими товарищами.
В ожидании разведчиков взвод перешел на бивачную жизнь. Перед решающим броском Бойко и Евгений хотели пристроить в надежном месте раненых, вооружить присоединившихся ко взводу пленных, достать еду и пополнить боеприпасы. Для этого нужно было установить контакты с местным населением.
В лесной глухомани поставили легкие шалаши. Здесь было прохладно и тихо, стрекотали сороки, безбожно выдавая каждого, кто отправлялся за дровами, на пост либо в экспедицию по окрестным селам в поисках связей и припасов.
— За счет фрицев тоже поживимся, — заявил Бойко.
Под его началом и готовилось отделение в первую засаду на шляху.
Комиссар хорошо видел в темноте, и это обстоятельство теперь выступило на первый план. По поводу ночной вылазки он устроил инструктаж, его внимательно слушали Буряк, Наумов, Янкин и еще человек шесть. Среди бойцов выделялся Сашка-парикмахер. Он был в цивильном пальто и пехотной фуражке.
— Надень хоть ремень, — приказал ему Бойко.
— Чудно, шинель без хлястика… Есть!
— У нас регулярная часть. Понял?
Сашка еще летом, где-то перед атакой сбросил скатку да так больше к ней и не вернулся. Это уже после товарищи нашли ему пальто и на голову фуражку с малиновым околышем; вручая ее Сашке, Наумов сказал: «Чтоб гнусным видом не позорил взвод».
Читать дальше