Збигнев Сафьян - Потом наступит тишина

— Вы выглядите как на картинке, Гольдвельд.

Гольдвельд вынул трубку изо рта.

— Потому что считаю, майор, — сказал он, — что если в полку полный порядок и дисциплина, то заместитель командира не может позволить себе расхлябанность. А в нашем положении кто должен служить примером? Ну сами согласитесь: кто должен служить примером?

Свентовец невольно улыбнулся:

— Ситуация в самом деле паршивая, что и говорить.

— Табаку как не было, так и нет, — задумчиво изрек Гольдвельд. — Но мне кажется, что положение наше вовсе не так уж плохо.

— Вы это серьезно?

Теперь улыбнулся капитан. Обнажил почерневшие от курения зубы.

— Вполне. Когда боец во время атаки получает пулю в живот, каково его положение? Для него, наверное, плохое, но это не значит, что плохое вообще. Ну подумайте сами! Представьте себе, майор, карту командующего фронтом. Чем мы являемся на ней? Эпизодом, фрагментом, может, и важным, но все же…

— Вроде все верно, — сказал Свентовец. — Но если это так, то стоило ли для эпизода, для фрагмента…

Небо посерело, холмы тоже, городок Пульвиц уже почти совсем не был виден, только крыши слегка проступали красным.

«Пора Кольскому вводить батальон в бой, — подумал Свентовец. — Ждать нечего. Люди должны пойти. Человек бросится вперед, скажет себе: будь что будет! Или ничего не скажет, в такой момент не до патетики. Это ведь самая обычная атака, одна из тысяч, проведенных во время войны, словом, банальность, обыденность. Смерть тоже настолько банальна, что думать о ней неприятно».

Батальон не поднялся в атаку.

У края долины остановился «виллис». Генерал вылез из него и пошел по полю прямо на передний край. До него, впрочем, было совсем близко, и поэтому он шагал неторопливо, высоко поднимая ноги, словно с трудом их вытаскивал из раскисшей грязи.

Почему батальон до сих пор не выполнил приказа?

Рядом с ним очутился Кольский и хотел было уже докладывать, но генерал махнул рукой и не сбавил шага. Слева его догоняли Зоник и Янош. «Значит, парень держится молодцом, не отстал», — с теплотой подумал о нем генерал. Неподалеку разорвался снаряд, в них ударила взрывная волна. Затем — второй. Генерал отряхнул мундир.

— Ложись! — рявкнул Зоник и схватил генерала за шинель.

— Оставь, — прошептал Векляр, — я сам поведу людей в атаку. — Он отмахнулся от него, как от мухи.

— Генерал, можно ли вам так рисковать!

— Твое место на правом фланге, как я приказал! — крикнул генерал. А потом добавил тише: — Бывает, что не только можно, но и нужно.

Зоник умолк.

Они достигли неглубокого рва, пересекавшего поле. Здесь застряли роты Кольского, и сюда подтянулись люди из штаба и штурмовых отрядов. Генерал спрыгнул в ров и стоял, открытый по пояс, чтобы его видели. Он знал, что бойцы смотрят на него, что его видно даже с дальних позиций. Свою задачу сейчас он рассматривал именно так: чтобы его видели. «Это, — подумалось ему, — как правило, последняя задача командира дивизии». Но тут же Векляр вспомнил, что так уже было: и в Испании, и в боях с немцами. Тогда он знал, для чего это делает. А сейчас?

Поглядел на лица людей: серые, напряженные, всматривающиеся в совсем близкие позиции гитлеровцев. Но как только Векляр оборачивался, то чувствовал на себе взгляды бойцов, все время чувствовал на себе чей-то взгляд, очень внимательный и любопытный.

С дороги за долиной отозвались польские 76-миллиметровые пушки. «Последние снаряды», — подумал генерал.

— Вперед! — приказал он.

Командиры подавали команды, как на учениях. Кто-то выкрикивал цифры, короткими очередями строчил «максим», а генерал прислушивался к голосу молодого командира, словно обнаружил в нем что-то необычайно знакомое. Пахло можжевельником, небо опустилось ниже, казалось, что все поле покрыто бледной голубизной вечера.

Итак, вперед! Трудно было, однако, поднять людей. Рядом с генералом находились те, кто пойдет в атаку наверняка. Он выхватил пистолет из кобуры и тут же почувствовал, что кто-то снова схватил его за полу шинели.

— Вперед! — что было мочи крикнул он. — За мной!

Каждое слово разрывало ему грудь.

Левой рукой он оперся о край рва и выпрыгнул из него. В лицо дохнул ветер, он почувствовал запах земли, ноги вязли в ней. Векляр не обернулся, смотрел только вперед, знал, что они пойдут, что должны пойти за ним. И именно тогда, в тот момент, когда заговорил замаскированный немецкий пулемет, когда поле почернело от разрывов снарядов, он услышал рядом с собой голос Кольского: