Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Намного более динамичной и не менее важной частью современной экономической инфраструктуры было производство электроэнергии. И для этой отрасли при национал-социализме тоже была создана новая структура контроля. Как и в случае банковской системы, германская сеть электроснабжения была поделена между несколькими гигантскими олигополиями с одной стороны и множеством поставщиков, действующих на уровне отдельных городов и земель, с другой. Ведущие производители электроэнергии, с их громадными электростанциями, многочисленными линиями электропередач, угольными копями и собственными строительными компаниями, входили в число крупнейших промышленных корпораций Германии. Лидером в этой отрасли был поставщик электричества для Рура, могучая Rheinisch-Westfalische Elektrizitatswerke (RWE) [350] D. Schweer, W. Thieme (eds.), «Der gläserne Riese» RWE: Ein Konzern wird transpare nt (Essen, 1998). .Формальное большинство ее акций контролировалось рурскими муниципалитетами, но де-факто власть в RWEнаходилась в руках профессиональных менеджеров, юристов и инженеров, а также ключевой группы частных акционеров, представлявших интересы угольной и сталеплавильной отраслей. Представителей этих кругов в наблюдательном совете RWEвозглавлял Альберт Феглер из Vereinigte Stahlwerke— крупнейшей германской сталеплавильной компании. Его брат Ойген Феглер возглавлял строительное подразделение RWE – HOCHTIEF [351] Ibid., 82. Собственно о HOCHTIEF см.: M.Pohl and В. Siekmann, HOCHTIEF and its History (Münich, 2001). В наше время HOCHTIEF, одна из крупнейших строительных компаний мира, контролируется RWE, владеющей ее контрольным пакетом акций. . За пределами западных регионов Германии главными поставщиками электричества были крупные электрические холдинги, принадлежавшие Прусскому государству и Рейху – VE В А, VIAG и BE WAG, с которыми RWE в 1929 г. заключила соглашение о разделе рынка, так называемый электромир (Elektrofriederi ) [352] Превосходное «разоблачительное» изложение этих событий см. в: W. Zangl, Deutschlands Strom: Die Politik der Elektrifizierung von 1866 bis heute (Frankfurt, 1989). . В результате их единственными реальными конкурентами остались мелкие муниципальные и региональные производители, созданные в ранние годы электрификации. После 1933 г. многие из них попали в руки местных организаций Нацистской партии, и не удивительно, что те стали роптать на засилье крупных концернов. Но их снова перехитрили Шахт и РМЭ, сыгравшие роль централизующей силы и защитников корпоративных интересов. Шахт с самого начала своей банковской карьеры выступал за программу централизации в сфере электроэнергетики, призванную обеспечить прибыльность этой отрасли. И его предрасположенность очень четко проявилась в проекте закона об электроэнергии, предложенном его министерством правительству осенью 1935 г. Подчиненные Шахта беззастенчиво обосновывали необходимость в централизованном контроле над новыми инвестициями в генерирующие мощности «насущными интересами германского энергетического бизнеса» («ubergeordnetes Interesse der deutschen Energiewirtschaft») [353] J. O. Kehrberg, Die Entwicklung des Elektrizitätsrechts in Deutschland: Der Weg zum Energiewirtschaftsgesetz von 1935 (Frankfurt, 1997); B. Stier, Staat und Strom: Diepolitische Steuerung des Elektrizitätssystems in Deutschland 1890–1950 (Ubstadt-Weihler, 1999), 442–70. . Это было чересчур для таких национал-социалистов, как рейхсминистр внутренних дел Вильгельм Фрик, выразивший такое недовольство, что законопроект был отозван и пересмотрен, после чего государственное вмешательство стало в нем оправдываться необходимостью создать «единое руководство» («einheitliche Fuhrung») в «интересах общего блага» («interesse des Gemeinwohls») и в целях «обеспечения национальной обороны» («sicherstellung der Landesverteidigung»). Однако сущность закона от этого не изменилась. Он укреплял положение существующих производителей, в то же время наделяя Рейхсминистерство экономики беспрецедентными надзорными полномочиями. Процесс консолидации и концентрации, начавшийся в 1920-х гг., продолжался вопреки идеологическим побуждениям нацистских активистов на местах [354] Примеры того, как этот закон работал на благо крупных производителей, см. в: Zangl, Deutschlands Strom , 182-3. .

Свойственная экономическим властям Германии тенденция к активному интервенционизму становилась все более заметной с момента окончания Первой мировой войны. И реформированный Рейхсбанк, и Рейхсминистерство экономики, и Рейхсминистерство труда, и Рейхсминистерство продовольствия и сельского хозяйства являлись порождением Первой мировой войны и ее последствий [355] Tooze, Statistics , 40-102. . Многие меры контроля, осуществленные после 1933 г., включая закон об электричестве и новый закон о корпорациях, принятый в 1937 г., обсуждались еще в 1920-х гг. Однако после 1933 г. ситуация изменилась: по крайней мере в том смысле, что государство приобрело намного больше полномочий и независимости, чем когда-либо прежде. И в этом отношении гитлеровская риторика о националистической революции служила удобным прикрытием. Тем не менее на практике Рейхсбанк и Рейхсминистерство экономики не испытывали никакого желания дать радикальным членам СА, воинствующим рабочим-активистам НСДАП или комиссарам-гауляйтерам диктовать ход событий. Под лозунгом «сильного государства» чиновники из министерств создавали новую общенациональную структуру контроля над экономикой. Вероятно, не следует удивляться тому, что должностным лицам из РМЭ первые годы работы под началом Шахта запомнились как прекрасное время: «Мы трудились и выполняли распоряжения на потрясающем подъеме. Мы действительно имели власть. В глазах служащих министерства контраст с Веймарской республикой был ошеломляющим. В рейхстаге больше не было слышно партийной болтовни. Бюрократический язык избавился от парализующей формулировки: формально правильно, но политически невозможно» [356] Эти слова воспроизводятся при полном отсутствии критического анализа в: Bölcke, Die deutsche Wirtschaft , 88–9. .