Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Вероятно, не стоит удивляться тому, что этот момент не акцентировался в выступлениях Гитлера перед военачальниками в мае-августе 1939 г. – и тем более не был отражен в заметках тех офицеров, которые присутствовали на этих встречах. Но задним числом Гитлер не скрывал его значения. И Гитлер, и Риббентроп подчеркивали роль мирового еврейства в ускорении темпа событий в 1939 г. – особенно в своих беседах с итальянскими руководителями весной 1940 г. Более того, это своеобразное сочетание стратегических и экономических факторов, на которое накладывался маниакальный гитлеровский антисемитизм, позволяет объяснить не только решение Гитлера начать войну. Оно проясняет и его последующую готовность все больше и больше расширять рамки конфликта. И решение пойти из-за Польши на риск общеевропейской войны, и принятое летом 1940 г., когда была покорена Франция, но Великобритания оставалась непобежденной, решение немедленно начать подготовку к нападению на Советский Союз, и, наконец, принятое в ноябре-декабре 1941 г. решение поддержать Японию в ее агрессии против США – все они следовали одному шаблону. Гитлер, столкнувшись с вражеской коалицией, впервые давшей о себе знать в 1938 г. и организованной, по его мнению, «ставленником мирового еврейства», знал, что время работает не на него. Западные державы, к которым после июня 1941 г. присоединился Советский Союз, совместно обладали подавляющей экономической мощью. Гитлер понимал, что должен нанести быстрый и мощный удар – без этого Германия никогда бы не получила «жизненное пространство», которое могло обеспечить ей подлинную стратегическую свободу.

С точки зрения первых лет Второй мировой войны следует подчеркнуть четыре новых момента, к которым нас приводит проделанный в этой книге анализ.

Антизападный уклон нацистского антисемитизма, выделенный нами в качестве темы, имевшей большое значение в 1938–1939 гг5 не ослабевал на протяжении 1940 и 1941 г. Рузвельт, который спровоцировал войну, поддержав Великобританию и Францию как гарантов польской безопасности, теперь способствовал ее продолжению, поддерживая Черчилля в его нежелании сдаваться, и в Берлине эту ситуацию могли объяснить только злокозненными интригами евреев и в Вашингтоне, и в Лондоне. Из этого, в свою очередь, следует, что в плане мотиваций любое поспешное и уверенное проведение различий между войной на западе и войной на востоке становится сомнительным или вовсе несостоятельным. Хотя с точки зрения того, как они велись, война на западе резко отличалась от войны на востоке, считать, что они мотивировались принципиально разными соображениями, было бы ошибкой. Война на западе против Черчилля и Рузвельта была не менее идеологизированной, чем война ради завоевания «жизненного пространства» на востоке. И хотя основным мотивом для вторжения в Советский Союз в 1941 г., в противоположность последующим периодам, служило стремление ускорить темп событий на западе, принудив Британию к капитуляции до того, как успела бы вмешаться Америка, все это тоже следует рассматривать как один из аспектов общей войны против мирового еврейства. Противопоставление этого «стратегического обоснования» давним идеологическим мечтам Гитлера о завоевательной войне на востоке является ложным. Гитлер еще с 1938 г. считал, что ему не избежать глобальной конфронтации с мировым еврейством. Поэтому связь кампании на востоке с войной на западе не снижает ее идеологизированности.

После того как мы выявили этот возможный источник недоразумений, следует перейти ко второму моменту: решение Гитлера расширить масштабы войны в 1941 г. имело убедительные экономические причины. Поразительная победа во Франции в начале лета 1940 г. обещала все изменить. Но в реальности яркий успех вермахта не решил фундаментальной стратегической дилеммы, стоявшей перед Гитлером. Флот и ВВС Германии были слишком слабы для того, чтобы принудить Великобританию к переговорам. Логика конкуренции, присущая гонке вооружений, оставалась в силе и в 1940 г., и в 1941 г. Вместо того чтобы склониться перед волей Гитлера, Великобритания была готова пойти на банкротство в государственном масштабе, от которого ее в итоге спас ленд-лиз. А в критический момент войны благодаря своим сравнительно обширным зарубежным резервам и американскому содействию она сумела мобилизовать намного большую долю зарубежных ресурсов, чем Германия. И напротив, как только в Берлине выветрилась победная эйфория, экономическая жизнеспособность нового германского Grossraum стала вызывать большие сомнения. Завоевание большей части Западной Европы прибавило к уже имеющимся у Германии тяжелым экономическим проблемам резкую нехватку нефти, постоянные затруднения со снабжением углем и серьезный дефицит кормов для скота. Население Западной Европы, как и его производственные возможности, являлось жизненно важным активом, но с учетом сдержек, накладывавшихся британской блокадой, было отнюдь не ясно, удастся ли эффективно мобилизовать эти ресурсы. Если только Германии не удалось бы обеспечить себе доступ к советскому зерну и нефти и добиться устойчивого роста добычи угля, материковой Европе угрожало длительное сокращение производства, производительности и уровня жизни. Вдобавок ко всему этому Рузвельт через несколько дней после прорыва вермахта в Седане приступил к выполнению собственной впечатляющей программы перевооружения. Мы сможем по-настоящему оценить, как важно было для Гитлера со стратегической точки зрения предотвратить решительное вступление Америки в войну, если в полной мере учтем те масштабы, которые приняло англо-американское военное производство еще летом 1940 г. В этом отношении чрезвычайно показателен поистине гигантский разрыв между англо-американским производством самолетов и относительно незначительными объемами германского аутсорсинга авиационного производства во Францию и Нидерланды. И этот дисбаланс не укрылся от внимания Геринга и германского Министерства авиации.