Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Столкнувшись с этим вопросом, некоторые историки поспешили заявить, что Гитлер просто просчитался. По их мнению, он не собирался развязывать общеевропейскую войну. После того что произошло в 1938 г. в Мюнхене, он ожидал, что Великобритания и Франция пойдут на уступки в Восточной Европе. И вовсе не Гитлер, а западные державы предпочли превратить Польшу в casus belli. Эту точку зрения я отвергаю, поскольку она не соответствует дипломатической ситуации последних предвоенных дней. В августе 1939 г., как и в сентябре 1938 г., Гитлер мог быть почти уверен в том, что Великобритания и Франция объявят войну. В первом случае он отступил. В 1939 г. он предпочел стоять на своем. Почему он продолжал гнуть свою линию вместо того, чтобы дать задний ход, объясняется в этой книге путем синтеза трех отдельных элементов.

Во-первых, следует подчеркнуть, что к лету 1939 г. Гитлер уже знал, что его попытки осуществить долгосрочную программу подготовки к войне с западными державами провалились. Собственно говоря, это один из главных моментов моей книги. Несмотря на то что в 1938 г. гитлеровский режим попытался ответить на растущее противодействие со стороны западных держав выполнением гигантской программы всестороннего перевооружения и хотя Гитлер и Риббентроп пытались сколотить глобальный альянс, который бы не уступал в масштабах складывающейся западной коалиции, из этих попыток ничего не вышло. К лету 1939 г. усилия немцев, направленные на то, чтобы объединиться с Италией и Японией в тройственный блок, угрожающий британцам, откровенно провалились. Более того, как впервые подробно показывается в нашей книге, военное производство летом 1939 г. серьезно сократилось из-за хронических проблем платежного баланса. Вдобавок Третьему рейху угрожал экономический кризис. Средствами контроля, созданными на протяжении 1930-х гг., несомненно, удалось предотвратить всеобщий кризис, подобный тому, который едва не дестабилизировал гитлеровский режим в 1934 г. Однако в 1939 г. опасная ситуация, в которой находился платежный баланс Германии, не давала возможности наращивать темпы военного производства. Поскольку именно в тот момент ускорили перевооружение и Великобритания, и Франция, и США, и Советский Союз, Гитлер столкнулся с тем, что соотношение сил начало резко ухудшаться значительно раньше, чем он ожидал.

Помимо этого, к немедленным действиям подталкивали и резкие изменения в глобальной дипломатической картине. Стремительная агрессия Гитлера в 1938-м и начале 1939 г. привела к разрушению французского оборонительного кордона в Центральной Европе, опиравшегося на Чехословакию. Однако весной 1939 г., после оккупации Праги, дипломатические фронты были укреплены гарантиями, которые англичане и французы дали Польше и Румынии. Теперь все зависело от поведения двух фланговых держав – США и Советского Союза. Летом 1939 г. решение Сталина в пользу стратегии, основанной на раздувании межкапиталистической войны, изменило баланс сил в пользу Германии. Нацистско-советский пакт гарантировал Германии отсутствие второго фронта на востоке и защищал ее от худших последствий вызывавшей большие опасения англо-французской блокады. Таким образом, можно дать убедительное экономико-стратегическое обоснование принятого Гитлером решения начать войну в сентябре 1939 г. С учетом ухудшавшегося экономического положения Германии и неожиданного благоприятного изменения дипломатического баланса Гитлер ничего не выигрывал от дальнейшего ожидания. И как мы видели, Гитлер буквально этими же самыми словами излагал эту логику всем, кто слушал его после сентября 1939 г.

Однако, ограничиваясь этими рациональными стратегическими соображениями, мы упустим третий важнейший фактор, повлиявший на выбор Гитлера. Рассуждения об окне стратегических возможностей требуют ответа на вопрос о том, почему Гитлер верил в неизбежность войны с западными державами. Почему он счел необходимым ухватиться за эту возможность и поставить судьбу всего своего режима на войну с Великобританией и Францией в тот момент, когда Германия имела в лучшем случае лишь небольшое военное преимущество? Для того чтобы объяснить это решение, мы должны сослаться на идеологию. Это может показаться парадоксальным в свете того факта, что Гитлер пошел на вопиющее отступление от программы, изложенной в Mein Kampf. В этой книге, надиктованной 15 годами ранее в камере Ландсбергской тюрьмы, Гитлер призывал к созданию англо-германского союза против еврейско-большевистской угрозы. В 1939 г. он начал войну с перевернутым фронтом: в союзе со Сталиным против Великобритании. Однако это упрощенная картина. Ключ к идеологии Гитлера заключался не в конкретной дипломатической схеме, а во владевшей им навязчивой идее о расовой борьбе и, в частности, о противостоянии арийцев и евреев. В меморандуме 1936 г. о Четырехлетием плане акцент по-прежнему делался на еврейско-большевистском заговоре. Два года спустя, когда острие немецкой внешней политики и политики в сфере вооружений все явственнее разворачивалось в сторону Запада, до удивления сходным образом изменялась и главная мишень антисемитской риторики режима. Начиная с 1938 г. в публичных выступлениях Гитлера еврейский вопрос в широком смысле подчеркнуто становился вопросом западным, и в первую очередь – американским. Как было показано в 8-й и g-й главах, начиная с Эвианской конференции и все более активно после «Хрустальной ночи», президент Рузвельт назывался главным агентом всемирного еврейского заговора, направленного на уничтожение национал-социалистической Германии. Не случайно знаменитая угроза Гитлера об уничтожении евреев, оглашенная 30 января 1939 г., прозвучала как прямой ответ на обращение Рузвельта к конгрессу. Все понимали, что именно от США зависел исход гонки вооружений. Если Великобритания и Франция могли твердо полагаться на американскую помощь, то они становились практически неуязвимыми. Однако позиция США отличалась крайней неопределенностью. В то время как Рузвельт обрушивался с риторическими нападками на Гитлера и призывал Великобританию, Францию и Польшу оказывать сопротивление нацистскому экспансионизму, в США сохранялись сильные изоляционистские течения. Гитлер и остальные лидеры Нацистской партии не могли не интерпретировать эту сложную ситуацию иначе как сквозь темный покров манихейского антисемитизма. Для них было очевидно, что тучи международной напряженности сгущаются по вине еврейских элементов в Вашингтоне, Лондоне и Париже, вознамерившихся уничтожить нацистскую Германию. И именно это параноидальное ощущение угрозы подтолкнуло Гитлера к решению напасть на Польшу, а затем нанести удар по западной коалиции, упрямо стоявшей у него на пути.