— Воронин. Иван Иванович.
— А меня Еж Ефим Данилович. Вот, считай, мы с тобой и познакомились. А завтра поглядим, какой в бою будешь. Может, и подружимся.
* * *
Пятые сутки продолжался огневой штурм. На каменное четырехэтажное здание, где оборонялись остатки батальона под командованием Ежа, обрушилось столько снарядов и мин, что казалось, от него останется только щебень, и пыль. В здании сгорело давно все, что могло гореть. Казалось, в нем нет уже ни одной живой души. Но как только немцы подымались в атаку — оно вновь оживало.
Немцы не жалели боеприпасов и упорно, с методической последовательностью долбили дом, стараясь похоронить под его обломками непреклонных защитников.
Лейтенант Воронин, присланный с ротой в подкрепление батальону, был убит. Из восьми младших командиров остался в живых один — старшина Печенкин. Он был дважды ранен, но идти на медицинский пункт отказался.
Из-за угла полуразрушенного дома донесся угрожающий гул моторов, и вскоре появились приземистые коробки танков с черными крестами.
Еж с безнадежностью поглядел в их сторону. Не было патронов и гранат. Из тринадцати человек девять были тяжело ранены.
Старшина Печенкин торопливо царапал на стене последние слова: «Здесь сражались за Родину бойцы полка Коломыченко». В цинковую коробку из-под патронов уложили документы штаба батальона, партийные и комсомольские билеты. Немцы, видно, поняли, что замолкший дом уже больше не сможет оказать им сопротивление. Танки, выстроившись в колонну, как на параде, подходят все ближе и ближе. Из стволов вспыхивало ослепительное пламя. Одна из стен с грохотом обрушилась. В это время над домом два советских ястребка завязали воздушный бой с фашистскими бомбардировщиками. Один из немецких стервятников рухнул, окутанный черным облаком, другой потянул за собой шлейф дыма и скрылся за домами у Волги. Но тут же вспыхнул и наш ястребок. Он сделал разворот, и все увидели, как, объятый пламенем, он отвесно пикировал в гущу немецких танков.
Пламя расплескалось по улице. Раздался оглушительный взрыв, и дым закрыл все перед глазами.
Лейтенант Еж снял шапку. Бойцы последовали примеру командира. Неизвестный летчик, погибая, нанес последний удар и спас маленький гарнизон Ежа от неминуемой гибели. Но немцы, ошеломленные подвигом героя-летчика, не успокоились. На улице горели четыре машины, а они продолжали рваться к зданию. Немецкие орудия били в стены дома прямой наводкой, и вскоре стены были окончательно разрушены.
Лейтенант Еж очнулся от холода. Густые осенние сумерки скрыли улицы. Он стал пробираться по подвалу через завалы битого кирпича, задыхаясь от недостатка воздуха. Откуда-то доносились глухие стоны.
— Кто здесь? — крикнул он.
— Я, Печенкин, — ответили из дальнего угла подвала.
Еж зажег спичку. В полутьме он увидел старшину. Слабый свет выхватил на миг тело старшины, заваленное кирпичом и мусором. Еж подполз к нему и стал раскидывать битый кирпич.
— Товарищ лейтенант, — прохрипел Печенкин. — В углу, в люке, санинструктор Канашова с ребенком и два бойца. Спасайте их, я не выживу. Меня раздавило.
Еж бросился в угол, поджег газету и стал с яростью разбрасывать кирпичи. Из люка доносился детский плач. Еж искровянил себе пальцы острыми камнями, разгреб мусор и с трудом сдвинул тяжелую металлическую крышку.
— Товарищи, вылазьте. Скорей наверх.
Кто-то подал ему плачущего ребенка.
— Тише, Саша, не плачь. Тут кругом фашисты. Придут и всех нас убьют.
Саша продолжал всхлипывать. Он просил пить. Из люка вылезли раненая Канашова и два бойца. Они вытащили Печенкина.
На улицах Сталинграда ночь, и только кое-где тлеют обуглившиеся остатки домов. У Волги горят нефтебаки, и тьму пронизывают светящиеся трассы пулеметных очередей. Оставшиеся люди вместе с Ежом ощупью пробираются к берегу реки. Там единственное спасение — вода, без которой уже больше нет сил двигаться.
По берегу бродят немецкие патрули. Их силуэты хорошо видны при вспышках осветительных ракет. Дальше идти нельзя. Надо ползти. Двое бойцов тащили на шинели теряющего сознание Печенкина. Сделали короткую передышку. Один боец по заданию Ежа ушел за водой. Остальные сидели в полуразрушенном блиндаже. На руках у Канашовой спал Саша.
Боец вернулся с каской воды. Жадно пили пахнущую керосином волжскую воду. Еж послал двоих в разведку. Они принесли нерадостную весть: пробраться дочти невозможно. Обессиленные, голодные, раненные, они легко могут попасть о плен. Еж снова послал бойцов. Надо во что бы то ни стало добыть оружие. Бойцы возвратились под утро. Один из них был ранен в перестрелке, но у каждого из них висело по немецкому автомату.
Читать дальше