Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

На другой день в мастерскую с утра пришёл молодой человек приятной наружности и долго церемонно раскланиваясь с хозяином и его дамой попросил разрешения осмотреть работы художника на предмет приобретения понравившихся. Володя поинтересовался, в какой интерьер гость хотел бы поместить работы. Тот отрекомендовался клерком турфирмы и объяснил, что картины должны украсить белые крашенные стены офиса. Туманов показал работы, кроме, естественно, неоконченной. Гость выбрал четыре, расплатился, не торгуясь, и ушёл, забрав холсты. В этот вечер художник и его подруга пошли отмечать нежданное богатство в ресторан, где не бывали целую вечность. Вдоволь наевшись, напившись, натанцевавшись, они собрались было уже домой, как к их столику подошёл утренний гость и попросил разрешения пригласить даму на танец. Ничего не подозревающий Володя с простодушной улыбкой отпустил Надю танцевать и принялся со спокойным интересом наблюдать, как в центре зала плавно движутся пары. В голове зрел замысел новой картины в духе Тулуз-Лотрека. Зрелище танцующих в полумраке ресторана людей завораживало. Когда музыка отзвучала, клерк из турфирмы проводил даму до столика, настроение у неё изменилось. В глаза поселилась тревога, руки подрагивали, и по всему видать, произошло что-то из ряда вон. На вопросы, что случилось, Надя отвечала односложно или никак. Отчаявшись допытаться у неё, Володя кинулся искать глазами клерка, но того и след простыл. А Надежда резко схватила Володю за руку, шепча: «Пойдём скорей домой! Пойдём отсюда! Расплатись, и уходим!».

О том, что произошло между нею и молодым человеком, Надя не обмолвилась ни словом, сказав только, что тот делал ей непристойные предложения. Похоже, соврала. Володя решил пока не допытываться. А через день раздался телефонный звонок из Союза художников. Туманова извещали, что он решением правления назначен на поощрительную стипендию министерства культуры и должен подойти с 14 до 16 в бухгалтерию за первыми деньгами. Володя прибыл к половине третьего. В небольшой очереди он не без удивления обнаружил почтенных ветеранов, среди которых, похоже, был единственным «молодым». С ним вежливо поздоровались за руку, расспросили о творческих планах, поинтересовались, собирается ли участвовать в зональной выставке, думает ли о конкурсе к 75-летию революции… Чудаки! Уж и страны такой нет, и компартия не только не единственная, а даже не победившая сила, и конкурс почти подпольный, объявленный по инициативе совета ветеранов и обкома КПРФ. Вежливо поболтав с ними, Володя дождался своей очереди и получил в кассе немалые, по нынешним меркам, деньги, на которые никак не рассчитывал. А на выходе нос к носу столкнулся с экспертом из музея. Улыбаясь и долго тряся руку, он спрашивал, переходя на полушёпот, нет ли ещё каких старинных вещей, может, что осталось от прежнего владельца мастерской… С трудом отвязавшись от назойливого и приторного, как сгущенка, эксперта, Володя заспешил к себе. Тот ещё что-то говорил ему в спину, но Туманов не слышал. В мастерской ждал ещё один сюрприз. Надя стояла посреди прихожей, растерянно вертя в руках конверт с многочисленными почтовыми штемпелями.

– Ты представляешь, – начала она, – тебя приглашают с персональной выставкой в Италию.

– Куда? – поперхнулся Володя и выхватил из Надиных рук письмо. Фирменный бланк итальянской выставочной корпорации содержал официальное приглашение на двух языках посетить с небольшой персональной выставкой Флоренцию в связи с проводимой в ноябре неделей русского искусства. На второй странице подробно расписывались условия поездки, самым лакомым из которых было то, что расходы по дороге в оба конца, включая транспортировку и страховку картин, а также по проживанию берёт на себя принимающая сторона. В конверт был вложен информационный буклет будущей недели русского искусства, до которой ещё десять месяцев. В программе: концерты, театральные постановки, кинопоказы, день русской поэзии, четыре выставки, из которых одна – его персональная. Яркие типографские краски буклета не оставляли сомнений в его подлинности.

– Ничего не понимаю! Чертовщина какая-то. Похоже, меня хотят купить со всеми потрохами…

– Володя, – дрогнувшим голосом продолжила Надя, – скажи, что ты никуда не поедешь. Я не верю. Я боюсь.

– Чего?

– Сама не знаю. Только нутром чую: неладно всё. И не надо меня убеждать, что это не так. Сначала ты даришь им чёртов платок. Потом появляется гадкий хлыщ. Покупает у тебя картины, появляется в кабаке.