Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

Сын помолчал, пригубив горячий чай, и спросил отца:

– Ты так больше и не женился?

– О чём ты! – улыбнулся отец. – Если уж в том наилучшем варианте, что мне уготовила судьба с твоей матерью, я не справился с простой мужской задачей, то к чему искать худших!

Они помолчали. Каждый о своём. Андрей вновь прервал паузу:

– Хорошо, папа. Я обещаю тебе, что вернусь. Но и ты пообещай мне, что попробуешь вернуться.

Долин-старший внимательно оглядел сидящего напротив сына долгим тяжёлым взглядом. Потом вздохнул и чётко сказал:

– Обещаю.

Сын не мог знать тогда, что обещанию отца не суждено было сбыться. И вовсе не потому, что Александр Андреевич не хотел или не мог выполнить своего обещания. Он вовсе не относился к людям, бросающим обещания на ветер. Каждое его слово всегда накрепко соотносилось с делом. Если бы не его твёрдое «обещаю», едва ли сын назавтра же вернулся в родительский дом. Но дома ждало известие, повергшее юношу в шок. Мать, слабо улыбнувшись сыну, спросила:

– Надолго в гости к матери?

– Я совсем вернулся, мама, – стараясь придать голосу как можно больше тепла и нежности, отвечал Андрей, но его слова как будто не слишком обрадовали мать. Или она не подавала виду, или была занята совершенно иными мыслями. Она переоделась, разогрела обед на кухне, позвала сына обедать. И лишь когда они уселись друг напротив друга, бесцветным голосом обронила:

– Ну и хорошо, сынок! На свадьбе у матери погуляешь.

– Что?! – едва не выронив ложку из рук, воскликнул Андрей.

– А что такого! Появился друг. Мы любим друг друга. Сын вырос, не нуждается в маме. Могу я попытать счастья ещё раз?

– А папа как же? – выдавил из себя Андрей и тут же понял, что сказал совершеннейшую чушь. Мать хмыкнула и занялась поглощением супа, ничего не ответив. Покончив с обедом, за которым далее оба не проронили ни слова, мать и сын встали и так, стоя друг напротив друга, сказали друг другу ещё по одной фразе – вот и весь разговор.

– Андрюша, – молвила Нина Леонидовна, – мой будущий муж живёт далеко отсюда. После новогодних каникул я переезжаю. Квартиру переписала на тебя, живи, она твоя. И… прости меня, если что не так.

– Мне не за что тебя прощать, мама. Не за то же, что я вырос и становлюсь мужчиной без семьи и дома?

Она ничего не сказала на это. Лишь опустила глаза и бесшумно покинула кухню. Андрей так и остался стоять, как громом, пораженный объявленным известием…

И вот, прожив в своём – таком не своём доме один год до войны и после неё, встретившись в этом доме с Машей, обретя, наконец, надежду на счастье, Андрей Долин, – уже далеко не тот юноша, каким был несколько лет назад, а прошедший суровую школу войны, дважды вернувшийся с того света, один раз молитвами своей возлюбленной, – познакомившись с её родителями, неожиданно для себя самого именно их почувствовал своей семьёй, своим домом. Но как передать сейчас им это ощущение, отвечая на простой, в общем-то, вопрос о родителях? Точно чувствуя его затруднения, Маша обратилась к отцу:

– Папа, давай лучше расскажем Андрюше о том, какая смешная я была маленькая. Он же этого так и не знает!

Автомобиль с четырьмя близкими друг другу людьми остановился в берёзовой рощице на берегу маленького озера. Грибники вышли из салона и, любуясь на первозданную красоту чудесного места, не знали, что в это самое время всю страну пучит и корёжит, потому что этим погожим деньком было 19 августа 1991 года.

Стоял тёплый, исполненный радостью бытия август. Изобильные леса одаряли сочною черникою, перезрелою душистою малиною, боровинки матёрых сосняков привечали высыпавшими как на парад крутобокими боровиками и душистыми маслятами. Птиц и зверья расплодилось в тот год более обыкновенного, даже в городских садах и парках жило яростное шебаршение в траве и гомон на ветках деревьев. В садах дачников вовсю наливались ранние гладиолусы, горделиво тянущие ввысь свои многоцветные стебли, увенчанные ажурными каскадами благоухающих бутонов. Деловитые пчёлы с утра до вечера наполняли гулким жужжанием пространство под небом, свидетельствуя: медоносы уродились на славу. Берега озёр, рек, рукотворных водоёмов с утра пораньше усеивали толпы отдыхающих, нежащих тела под материнскими лучами заботливого солнышка, то и дело погружаясь в томные струи охлаждающих вод. Всё вокруг пело гимны могучей силе бытия, достигшей своего апогея. Той силе, что зарождает жизнь в оплодотворённом цветке, каждой осенью стелет к ногам труженика сочные плоды, насладившись коими, приуготовляет он себя к суровому перевалу зимнего солнцестояния.