Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

– Не надо на меня так смотреть, – заметил он. – Я всё время помнил и думал о тебе. Разве ты этого не чувствовал?

Сын кивнул и, отвернувшись, нашарил на столе электрочайник:

– Хочешь чаю?

– Нет, – спокойно отклонил предложение Андрея отец и вернул разговор к начатой теме:

– Постарайся сегодня же решить вопрос с возвращением домой.

– Зачем, папа? Кому от этого станет легче?

– Прежде всего, тебе.

– Я уже вполне взрослый и самостоятельный человек, – возразил Андрей, на что получил замечание:

– Знаешь, даже я не беру на себя смелость это сказать о себе. Мы, мужчины, по сравнению с ними, – он сделал неопределённый жест в воздухе, рисующий нечто вроде женской фигуры, – всегда останемся детьми. Мой грех, моя беда, что не смог справиться с настоящей, сильной женщиной. А главное, не смог сделать её своим союзником. Не надо повторять моих ошибок, сынок.

– С чего ты взял, что я их повторяю. Я ж не собираюсь ни с кем расходиться! Просто я не хочу жить с матерью.

– Это одно и то же, – устало изрёк отец и опустился на стул. – Ладно, давай чаю, а то, кажется, разговор коротким не получится.

– А ты что же, – слегка обиделся Андрей, – пришёл ко мне спустя столько лет для короткого разговора?

– Видишь ли, – задумчиво проговорил Александр Андреевич, – мужикам едва ли к лицу долгие разговоры. Всё, что надо понять, либо понимается сразу, либо не понимается вовсе. Придёт время, и ты начнёшь воздерживаться от лишних слов. Просто пока ты мальчик…

Это слово задело Андрея. Он оторвал взгляд от чайника, которым был занят в этот момент, и перевёл его на отца:

– Зачем ты хочешь меня обидеть?

– Говорят, умный не обидит, а на дурака и обижаться нечего, – усмехнулся отец и прибавил:

– К тому же, ты воин. Запомни это слово. А раз воин, то чувство обиды, бабское чувство, на самом деле, должно быть вообще чуждо тебе.

– Смешно сказал, папа. Воин!

– Настоящий мужчина всегда воин. Тем более, в нашему роду. У Долиных всегда так было. И тебе скоро служить в армии, ещё помянешь мои слова. Впрочем, дело даже не только в этом. Придёт возраст, когда я смогу тебе сказать многое. Очень многое о том, что ты должен будешь знать. Но пока не могу. Просто постарайся, хотя бы иногда, задумываться над такими вещами, как Честь, Родовая Память, Предназначение мужчины. Я думаю, постепенно ты сам сможешь сформулировать некоторые важные вещи, без которых… Ну, в общем, поверь, мы ещё вернёмся к этому разговору. И, наверное, не один раз.

Они замолчали. Чайник быстро вскипел, и, разливая по чашкам крепкий цейлонский чай, Андрей спросил отца:

– Говоришь «родовая память». Наверное, это связано с домом. Но скажи, зачем возвращаться в дом, к которому уже давно не испытываешь ничего? Он перестал быть родным с тех пор, как ты покинул его.

– Ты помнишь, что я сказал тебе возле здания суда?

– Помню. Только разве я тогда кого-то предал? – дрогнул сын и сам почувствовал нелепость вопроса. Всё он понял ещё тогда!

– Именно ты, а не я или твоя мать, мог тогда не дать свершиться этому разводу. Я не виню тебя. Что случилось, то случилось. Наверное, ты был ещё слишком мал для того, чтобы суметь сделать то, что тогда от тебя требовалось. Но ты мог встать не на сторону мою или Нины, а на сторону семьи.

– Как это?

– Тебе разве не приходило в голову, что разводы в семьях с несовершеннолетними детьми для того и проводятся судом, чтобы каждый член семьи, включая детей, мог высказать своё слово?

– И что же я тогда должен был сказать?

– Не могу этого тебе объяснить словами, сынок, – потупя взор, отвечал Александр Андреевич, – но верю… Нет, точно знаю, что настанет время, и ты сам сможешь понять это. У тебя когда-нибудь обязательно будет семья. И ты обязательно столкнёшься с проблемами. Главная из них, как это ни странно, проблема лидерства. Да-да, не смотри на меня такими изумлёнными глазами. Именно, проблема лидерства. Видишь ли, любое дело решает один. Советовать могут хоть сотни. Но решает один. И чем строже будет в семье установлено, кто решает и несёт за свои решения ответственность, тем лучше для семьи. Я не смог поставить в своём доме так, как это должно было быть.

– То есть, чтобы решал ты? – надавив на последнее слово, переспросил Андрей.

– Именно. Нина слишком сильная и властная натура, чтоб это можно было сделать простым нажимом. А я не мог уступить… по определению. Таков путь, по которому идут все Долины. Твой дед, о ком ты ничего не знаешь, решал сам. Со временем я тебе расскажу о нём. Твой прадед решал сам. И женщины рядом с ними не только принимали это, а принимали с радостью. Нина не смогла. Вернее, я не смог сделать так, чтоб это стало для неё радостью. У неё всегда было своё мнение. И это мой грех, за него горькую чашу и пью…