Владимир Сапожников - На фронте затишье

— Я возьму курган, — сказал Пухов. — Самостоятельно. Силами своего взвода. Вам тоже не понадобится идти.

— Понадобится мне идти или нет, решать не вам. Но если я не пойду, вам придется взять на себя всю ответственность.

— Я это знаю. Прошу поручить мне операцию и предоставить полную самостоятельность. Я пришел в эскадрон воевать, а не ходить на веревочке.

— Воевать — значит выполнять приказ. Вы, если я пошлю вас, готовы ответить за каждого человека?

— Командир всегда в ответе за подчиненного.

— Ты, Павел Семенович, конечно, хозяин, — вмешался вдруг майор. — Но сидя за твоей спиной, опыта они ведь тоже не наберутся. Если не ошибаюсь, вы лейтенант Пухов? Света мало, не разглядел сразу. Здравствуйте, Игорь Игнатьевич! Что же вы не зашли ко мне, получив назначение?

— Виноват, товарищ майор, — улыбнулся Пухов.

Майор поднялся, протянул руку Пухову.

— Павел Семенович, — сказал он. — Я знаю Игоря Игнатьевича, могу поручиться за него. Лейтенант Пухов — храбрый офицер и, полагаю, хорошо проведет операцию. Разрабатывайте детали, звоните мне. До свиданья.

Седов проснулся в полдесятого, ровно во столько, во сколько наметил себе, чтобы собраться, поднять взвод и не спеша тронуться. Гулко покашляв, он начал обуваться, спросонья не попадая ногой в валенок. Когда я сказал, что на операцию ушел Пухов, а он может отдыхать, Седов не поверил, а поняв, что я не шучу, даже застеснялся своей радости. Поужинав, он сел к печке, снова разулся и, охая от удовольствия, шевелил в тепле кривыми когтистыми пальцами ног.

Насидевшись, порозовев от жара, он сказал:

— Придавить, что ли, еще? Эх, и сон же я знаменитый видел, старшина. Будто иду с работы, а жена моя Феня…

Но «придавить» ему не удалось. Часа через два курган был взят, и капитан послал его со взводом сменить Пухова. Казаки Пухова промокли, могли поморозиться. Отправляя Седова, капитан сказал, что сменят его утром: подойдет пехота, минометчики, и сменят.

Пухов операцию провел блестяще: ни одной потери, тридцать пленных вместе с офицером-артиллеристом. Полушубок у Пухова был грязен, изорван. Шапку он потерял во время атаки и вернулся в трофейной меховой с убитого немецкого офицера.

Через день все знали о ночной атаке, о дерзкой вылазке взвода Пухова. В эскадрон приехал старший лейтенант из корпусной газеты. Он беседовал с капитаном, с казаками взвода. Потом звонили из штаба дивизиона, спрашивали о наградном листе на Пухова, на его казаков. Пухова куда-то вызвали, за ним приезжал из штаба виллис.

Седова же сменили не утром, а через два дня. Он вернулся, неся шестерых раненых. Почти без перерыва немцы долбили по кургану из минометов, были прямые попадания, так что выбывших у Седова было не шесть, а десять человек. Узнав о таких больших потерях, особый отдел назначил расследование, и капитану пришлось с Седовым сидеть ночь, писать объяснение. Слава богу, все обошлось. Лейтенант Седов был человек хороший, но невезучий.

Мы изготовились к маршу. Девятая и десятая дивизии уже тронулись, мы с часа на час ждали команды и, заняв пустые блиндажи и доты, накопанные по опушке бора, отдыхали. Поговаривали о рейде, но точно никто не знал. Я избегался по своим делам, а теперь было такое время, когда все большие дела уже сделаны, осталась тысяча мелких, которые никогда не переделаешь, и лучше махнуть на все рукой и пить водку. Ожидая капитана, — его вызвали в дивизион, — мы выпили с Седовым по маленькой, закусывали солеными огурчиками, которые где-то раздобыли наши казаки. Обмывали письмо, которое Седов получил вчера из дома: сын здоров, сказал первое слово; обмывали баню с прожаркой, которую мне удалось организовать перед маршем; обмывали свой марш и возможный рейд, который неизвестно чем кончится.

Вошел капитан, сел, не снимая ремня с ТТ. Понюхал, поморщил нос, хотел, наверное, заругаться, но сказал:

— Налейте и мне, пьянчуги.

Выпил, захрустел огурцом, охнул: зубы у него были плохие.

— Пока приказа нет, но вроде точно: с марша в рейд, — сказал он. — Пополнение не обучено, кони — сырые, снаряжение — никудышное. Наломаем дров.

— Выпей и забудь. Живы будем — не помрем.

Капитан выпил еще; пили из трофейной складной рюмки с зеркальцем и срамной фотографией на донышке.

— Ну, кого на второй взвод поставим? — спросил капитан.

— А Пухов?

— Пухова нет уже. Вчера за ним приезжали.

Мы с Седовым помолчали. Капитан вытащил из амбразуры старую телогрейку — стало душно от выпитого. Потянуло сыростью, с накатника капало.