Вадим Белов - Лицо войны [Современная орфография]

— Должно, ваше благородие, ихний разъезд?.. — заметил рыжий унтер, видя что Вальнев поднес к глазам новенький Цейс, — а может и наше «казачье», на прогулке… — добавил он, ухмыляясь…

Однако, еще шагов через 200, выяснилось, что всадники не имели пик и ни в коем случае не могли быть «казачьем» отправившимся на прогулку.

Гусарский взвод подтянулся. Побросали «цыгарки», примолкли разговоры, и Вальнев вдруг почувствовал все учащавшуюся дробь сильно забившегося сердца… Поддержкой явился опять рыжий унтер (Вальнев не знал его фамилии). Он осадил лошадь и предложил:

— Надо бы, ваше благородие, спешиться, а то как-бы не начали палить…

Вальнев скомандовал «слезай» и опять взялся за бинокль…

Теперь немцев было уже не трое, а почти взвод, ехали они гуськом, видимо, прямо по полю, и Вальнева соблазняла мысль открыть огонь по такой превосходной цели. Но едва спешился взвод гусаров, как издалека хлопнул ружейный выстрел, еще один, и две пули пропели где-то высоко и жалобно.

— Заметили-таки, черти немецкие!.. — сплюнул унтер и злобно крикнул на солдат: — Живо!.. Коноводы, забирай коней… в цепь!..

За первыми двумя последовало еще пять-шесть выстрелов и защелкали карабины гусаров…

Стреляя тоже, рыжий унтер непрерывно следил за ходом стычки и давал советы Вальневу:

— Ваше благородие… гляньте-ка, никак уезжать будут… ишь проклятые — Анастасова хлопнули… Что Анастасов?.. Ползешь? Ну, ползи, брат, ползи… рука — это, братец, плевое дело, особливо левая… карабин то дай сюда, я его к седлу приторочу… а не дурно бы, ваше благородие шашками их попотчевать… ишь ты, как скувырнулся черт австрийский…

Вскоре, однако, неприятельский разъезд стал садиться на коней, оставив несколько человек, и мгновенно, словно прозрев, осененный мыслью, Вальнев закричал: «садись!»

В одну секунду взвод был в седле, в одну секунду рассыпался в строй, подобно казачьей лаве, и, понесся, распустив поводья, вслед уходящему и отстреливающемуся врагу.

Первую минуту Вальнев был впереди, но вскоре его нагнали солдаты, и он скакал в одной с ними массе, видя вокруг сосредоточенные лица, сверкающие лезвия шашек и оскаленные морды идущих в карьер коней. Вокруг пели пули, но о них не было мысли. Рыжий унтер успел потерять фуражку и кричал, стараясь перекричать выстрелы и топот копыт:

— Ваше благородие… вона ихнее село и мост… нельзя никак их допустить… изловить али перебить надобно… беспременно…

Сшиблись почти у речки, за которой в версте раскинулось большое немецкое село. Лошадь Вальнева с разбегу налетела на круп коня какого-то драгуна, поднялась на дыбы, и в это мгновение корнет увидел, как бы сверху, обернувшееся назад лицо молодого драгуна в защитной куртке с револьвером в руке.

Вероятно, у драгуна не было уже в револьвере патронов, — он старался выдернуть саблю, но она запуталась и, дергая ее, юноша подставлял Вальневу открытую грудь и голову. Убить его не стоило ничего… у корнета был неразряженный еще браунинг и шашка, но повинуясь непонятному чувству, он бросил повиснувший на шнуре револьвер и, схватив за воротник куртки растерявшегося немца, с силой, которую никогда в себе не подозревал, вырвал его из седла и бросил на шею своей лошади… Он едва удержал немца в первую минуту, тем более, что конь его, испугавшись шарахнулся в сторону…

Оглушенный падением немецкий драгун лежал неподвижно, а лошадь его, освободившаяся от всадника, скакала по полю, гремя ножнами, нелепо болтающейся, прикрепленной к седлу, сабли…

Вальнев догонял галопом своих гусар… Они уже сделали свое дело: драгунского разъезда не существовало… рыжий унтер прилаживал к седлу немецкой лошади свой вьюк… его коня убили пулей в голову… Сам он, раненый в руку, туго перетянул ее веревкой…

Миновав деревянный мост, тот самый, о котором говорил полковник, Вальнев оставил около него часового, а сам с остальными въехал в село.

Пусто и уныло выглядели чистые, белые домики с садами, строго высился шпиц кирки, и на протяжении всей улицы русские гусары встретили едва-ли человек десять жителей, боязливо жмущихся к стенам.

Немцев в селе не было.

Вальнев уже хотел повернуть обратно, как вдруг произошло неожиданное и странное событие: из ворот одного домика выбежала полуодетая молодая женщина и с душу раздирающим криком бросилась к пленнику Вальнева, лежавшему поперек седла…

— Ганс… радость моя!.. Ганс… любимый мой, что с тобой, скажи, Бога ради, ты ранен?.. тебе больно?.. они искалечили тебя…