— А потом?
— Да все.
— И вы говорите об этом точно о подвиге каком-то.
Девица начинает дерзить, как вам это понравится?
— Вы не плакали, случаем? — спросила она с ехидцей.
— «Плакал», говорите? — Я притворился обиженным.
Она весело рассмеялась, обнажив ровные, как ряды кукурузных зерен, зубы.
— Что ж, вы еще молодец. Я вот знала одного подполковника, он приезжал сюда из штаба изучать обстановку и всякий раз нас спрашивал: «Отсюда до штаба нет другой дороги?» — «Дорог, — отвечали мы, — сколько угодно». Он страшно радовался, расспрашивал, что это за дороги, какие надо иметь при себе документы — он, мол, достанет любые… Мы отвечали: «Лучше всего две дороги — воздушная или подводная». Подполковник смеялся и говорил: он-де и через горы Чыонгшон переходил, но нигде не было так трудно, как на этом заболоченном поле, за одну ночь всех бед нахлебаешься, какие только бывают на свете, — хоть плачь, И добавлял: «Ну а я как-никак подполковник, мне плакать не к лицу! Но всякий раз, как иду через это поле, плачу. Бывает, так ноги о корневища изранишь — и силишься не плакать, а слезы сами льются».
Я смеялся: да-да, все это очень верно. Сам я, правда, не плакал, но разок-другой слезы наворачивались на глаза; напорешься на корневище ступней, а боль в голове отдает. И каждый раз я доходил до того, что сердился на Нам Бо. У него вон и сандалии безотказные, иногда я даже жаждал: пусть, пусть они тоже соскользнут, как мои — где ты, хваленое равенство! — но этого не случалось, сандалии держались у него на ногах как приклеенные.
Я теперь понял: чтобы ходить по болотам, нужно продевать ремешки на сандалиях иначе, чем для хождения по горам и лесам, — делать прорези не поперек, а вдоль подошвы, причем на каждой стороне четыре прорези рядом друг с другом, тогда ремешки будут плотно обтягивать ступни. Перед дорогой Нам Бо проинструктировал меня обо всем, жаль только не сказал насчет сандалий.
— Съешьте наконец пирожок. Что вы им любуетесь?
— Я должен есть один?
— Кушайте, я уже поела. — Девушка как будто вздрогнула и оглянулась туда, где был вход в будку.
— Уж не самолеты ли?
— Это «старая ведьма», пусть летает, — ответил я беззаботно, но на душе у меня заскребли кошки.
— Что за легкомыслие, здесь вам не джунгли. Сложите-ка все вещи к стене, увидят — сразу откроют огонь. Вон они уже близко…
Девушка вскочила, стала на колени и принялась обеими руками отодвигать мешки и вещи в угол.
Разведывательный самолет «Л-19», который мы прозвали «старой ведьмой», приближался, размеренный гул его, напоминавший болезненный стон, становился все громче.
Сомнений не было: самолет летел в нашу сторону.
Девушка встала, схватила «СКС», укутала голову парашютной тканью и, прижавшись к стене, смотрела в небо.
— Слушайте, — сказала она, — если самолет подлетит отсюда, мы прижмемся к этой стене, а если оттуда — к другой. Заметите, что он выключил мотор и пикирует на нас, значит, собрался пустить в нашу сторожку ракету. Тут главное — упредить его, выстрелить по нему первым, пилот испугается, отвернет в сторону, и ракета пройдет мимо. А не то подстрелят нас здесь, как кроликов, ясно?
Видя ее замешательство, я напустил на себя уверенный вид.
— А почему бы не поставить плотные двери и не метаться из стороны в сторону?
— Да что вы понимаете в этом! Увидят двери, сразу сообразят: ага, в будке есть люди, и откроют огонь. Ну чего сидите там, недотепа!
Девушка резко обернулась ко мне, потом снова отвернулась к выходу.
— Возьмите оружие, станьте за моей спиной, сюда. Быстрее!
Это была уже не шутка, крик ее прозвучал как команда. Едва успев схватить автомат, я услышал, как она зарядила свой «СКС».
— Заряжайте! — снова крикнула связная, едва я приткнулся позади нее. «Старая ведьма» летела на бреющем, совсем низко, касаясь высокой травы; я и оглянуться не успел, как она уже проплывала мимо нашей будки. Огромная, черная. Я разглядел голову пилота, круглую, как скорлупа кокосового ореха.
Над джунглями враг никогда не летает так низко. Правда, в Сайгоне в памятные дни лунного Нового года Земли и Обезьяны, в шестьдесят восьмом, я видел, как самолет летел прямо над мостовой, но сделал он это только один раз; а здесь, над злополучным полем, он словно катит по верхушкам деревьев и трав на своих колесах. Тростник, камыш, трава вихрились за ним. «Старая ведьма» развернулась и сделала новый заход. Вот так по нескольку раз она всматривается в каждую вышку. Еще один заход.
Читать дальше