Валерий Строкин - Так и кончается мир [СИ]

Снайперы одиночки, нанятые боевиками, охотились на офицеров и говорят, получали неплохие «бабки» за каждую «звездочку» на погонах. Говорят…

Многое говорится и ничего не делается. Воюет правительственная мафия и в своих крупномасштабных разборках подставляет под пули честных, глупых, обычных людей. Почему люди им помогают?

Светка согласилась поехать в гости. Интересно, как её воспримут родители, и как отреагирует Оля? Спокойный и мудрый папаша, промолчит и сделает вид, что ничего не произошло. Желающая добра мама, обиженно подожмет губы, подумает и примет мою сторону. Приютят, обогреют, а ночью, когда гостья уснет, отзовут в сторону и спросят: «Кого ты нам привез? А, как же Оля?». Я улыбнусь и скажу, что люблю Свету, она моя судьба и наша встреча предрешена свыше, под негласным и недремлющим оком небесным.

Светка тихонько перебирала струны гитары, толкнула в бок:

— Чему улыбаешься?

— Думаю о грядущем.

— Не думай, грядущего нет, есть настоящее и прошлое, мой кабальеро.

— Прошлое?

— Ага, наша память, превращенная в мечту о настоящем.

— Девушка, вы философ.

— Я мудрая, — Светка рассмеялась. — Сколь не корми осла овсом, осел останется ослом.

— В мой адрес?

— Нет, рифму сочинила. Знаешь, что я думаю?

— Что?

— Ты отведешь меня на студию и познакомишь с крутым кинорежиссером, типа Михалкова.

— Обязательно. Почему не с Тарантино? Попрошу, чтоб на кинопробе, ты спела ему песню о Гоше.

— О, да! Режиссер тут же предложит главную роль в кассовом боевике. Например, женщина-киборг появляется в городе униженных и оскорбленных, вынимает «ствол» и лихо уничтожает, монстров и негодяев.

— Но вот, среди негодяев появляется хороший парень и помогает расправиться с бандой вурдалаков, зомби и вампиров.

— Согласна. В прокате фильм пользуется страшным успехом. Мной интересуются Копполо и Спилберг, но их перебивает Тарантино, предложив главную роль в «Убить Билла — три», вместе с Траволтой, Самюэлем Джексоном, Хенком и Аль Пачино.

— Хороший выбор. А как же я?

— Извини, но Голливуд выбирает достойных, — Светка рассмеялась. Внезапно лицо у нее вытянулось, в глазах появились удивление и любопытство.

Я оглянулся и широко открыл рот.

Салон замер, автобус наполнился густой, тревожной тишиной. В проходе стояли трое южан, бегущих от войны. Один навис над водителем и тыкал в шею пистолетом. Двое стояли в проходе с автоматами. Худой коротышка с автоматом истерично завизжал, от напряжения его черные волосы поднялись дыбом:

— Всем сидеть, суки позорные! Не двигаться! Сидеть! — Он выждал паузу, во время которой я захлопнул рот и сжал челюсти.

— Вы объявляетесь заложниками. Кто шевельнется, чуть дернется — получит пулю в лоб. Всем ясно, ссучары?! Что ты лыбу давишь, козел?! — Он пошел ко мне.

Я почувствовал, как ноги стали ватными, тело ослабло, а под сердце ткнул грязным ногтем, великий мистер СТРАХ.

Коротышка с треугольным, злым лицом шагнул мимо меня. Донесся удар и жалобный вскрик. Я втянул голову в плечи.

— Заткнись, кусок. Не улыбайся, когда я разговариваю.

Оказывается, он ударил веселого прапорщика стволом автомата в рот. Коротышка отступил, а прапорщик тихо скулил и сплевывал под ноги. Боевик захихикал и ударил прапорщика кулаком.

— Я же сказал тебе, сука — молчать!

Прапорщик замолчал. Коротыш вернулся к высокому плечистому напарнику, контролировавшему ситуацию — ствол автомата медленно описывал мертвую петлю, охватывая затихших пассажиров. Боевики отступили к кабине водителя, где стоял коренастый мужчина, одетый в старый турецкий свитер. У него было бандитское, заросшее густой иссиня-черной щетиной лицо. Странно, что раньше никто не обратил внимания на подозрительную троицу.

Пассажиров автобуса сковал паралич молчания, все боялись вздохнуть, не то чтобы пошевелиться. Женщины с бледными, потерявшими румянец лицами, заглядывали, как зачарованные, в черные стволы автоматов. Прапорщик за спиной, сипло и шумно дышал. Коротышка улыбался, выставив кривые зубы, с превосходством рассматривал обращенные на него лица. Его напарник смотрел поверх голов. Из-под старого, застегнутого на все пуговицы черного пиджака, торчала, на выпуск, грязная голубая сорочка. Равномерно дергался кадык — высокий отрешенно жевал резинку.

— Что суки? Страшно, козлы? — коротышка сплюнул на колени сидящей рядом пожилой женщине. Он достал сигареты, щелкнул зажигалкой. По салону пополз вонючий дым дешевых сырых сигарет.