Джорджия Хантер - День, когда мы были счастливы [litres]

Наконец раздается тихий стук в дверь. Белла выдыхает и осторожно слезает с унитаза. На ее двойной стук сразу же раздаются четыре ответных. Она отпирает дверь. Яков кивает с очевидным облегчением от того, что нашел ее здесь.

– Прости, я опоздал, – шепчет он.

Он берет у нее чемодан и выводит из уборной, прижимаясь к стене. Вытирая пот с лица, Белла глотает свежий воздух, с радостью передав себя в руки Якова, чтобы просто идти следом.

– Видишь поле сразу за мужским бараком? – спрашивает Яков, показывая пальцем. – Нам туда. Но сначала нужно добраться до барака.

Белла, прищурившись, смотрит на длинное приземистое здание, до которого метров тридцать. Позади него забор, окружающая территорию стена из металлической сетки и колючей проволоки, а за ней их цель – поле переспелой пшеницы.

– Нам придется бежать, – шепчет Яков. – И надеяться, что никто не увидит.

Он опасливо выглядывает из-за угла здания с туалетами и пересказывает, что видит: хвост очереди, тянущейся вокруг склада от входа, трое замыкающих охранников, подгоняющих последних нескольких рабочих. Через несколько долгих минут Яков тянется за спину и берет Белу за руку.

– Они ушли, – говорит он. – Быстро. Бежим!

Он дергает Беллу вперед, и скоро они, поднимая пыль, бегут к полю, повернувшись спиной к складу. Через несколько секунд легкие Беллы горят, но она думает только о том, чтобы держаться за Якова. И еще ей хочется оглянуться и посмотреть, не заметил ли их кто-нибудь, но она боится, что если обернется, то может запаниковать и встать как вкопанная. Тридцать метров сжимаются до двадцати, потом десяти, пяти, и потом они замедляются, забежав за мужской барак, прижимаются спиной к деревянной стене, втягивая воздух в горящие легкие. Белла наклоняется вперед и упирается ладонями в колени, чувствуя, как сердце колотится в груди. Бег чуть не стал последней каплей, но при этом расшевелил что-то в ней. По крайней мере на мгновение вернул ее в собственное тело.

Они дышат как можно тише, несмотря на нагрузку, боясь услышать шаги, крики, треск выстрелов. Ничего. Яков выжидает целую минуту, прежде чем высунуть нос за угол. Похоже, их никто не заметил.

– Идем, – говорит Яков, и они идут к забору, теперь их не видно.

Возле забора Яков встает на колени и достает кусачки. На лбу выступает пот, пока он методично перерезает стальную поволоку, делая достаточно большую дыру, чтобы они смогли пролезть.

– Любимая, ты первая, – говорит он, поднимая сетку.

Белла на животе проползает в дыру, Яков передает ей чемодан и лезет следом, опуская за собой металлическую сетку на место.

– Пригнись, – говорит он.

Они пробираются к полю, после чего опускаются на четвереньки и ползут, их окружают стебли перезревшей пшеницы, которая качается, пока они потихоньку удаляются от недавно перерезанного забора, от склада и товарных вагонов, куда сажают мужчин и женщин, которые еще ночью спали бок о бок с ними. Белла вспоминает, как так же утром ползла через луг ко Львову в начале войны. В то время ей казалось, что так много поставлено на карту – впереди ждала неизвестность. Но по крайней мере тогда у нее была сестра. У нее были родители.

Через несколько минут они с Яковом останавливаются, встают на колени, чтобы посмотреть сквозь колосья назад. Они проползли довольно много – склад кажется маленьким, как бежевый кирпич на горизонте.

– Думаю, мы в безопасности, – говорит Яков.

Он приминает колосья вокруг, чтобы можно было вытянуться и полежать. Пшеница высокая, они могут сидеть, а их головы не будет видно. Белла, липкая от пота, расстилает пальто на земле и садится на него. Яков бросает еще один взгляд на склад.

– Нужно подождать до темноты.

Белла кивает, Яков садится рядом с ней и достает из кармана половинку вареной картофелины.

– Сохранил после ужина, – говорит он, разворачивая носовой платок.

Белла не голодна. Она качает головой и подтягивает ноги к груди, кладет щеку на колено. Яков рядом с ней хмурится, кусая губу. Они не разговаривали о том, что случилось прошлой ночью в Глинице. Что тут скажешь? Белла думала попробовать, объяснить, что чувствуешь, потеряв мать, отца, сестру – всю семью, каково думать, насколько все было бы по-другому, если бы во время погромов во Львове они с Анной прятались вместе и если бы она уговорила родителей перевестись на склад. Склад, как и гетто, скоро ликвидируют, но если бы родители согласились работать здесь, они по крайней мере могли бы попытаться сбежать вместе. Однако Белла не может заставить себя говорить об этом. Ее горе больше, чем слова.