Джорджия Хантер - День, когда мы были счастливы [litres]

Когда Белла спросила, куда отправят евреев, Рубен ответил так тихо, что ей пришлось напрячься, чтобы разобрать слова.

– Я слышал, как офицеры СС говорили про лагерь рядом с Треблинкой, – прошептал Рубен.

– Трудовой лагерь? – спросила Белла, но Рубен не ответил, только помотал головой.

Узнав такие новости, Белла умолила Майера, начальника склада, разрешить ей привести родителей сюда. Каким-то образом он согласился и даже выдал ей аусвайсы, чтобы она могла пройти два километра до Глинице. Рубен ее сопровождал. Но родители отказались уходить.

– Если ты думаешь, что отсюда можно просто так уйти, то ты сошла с ума, – сказал отец. – Этот герр Майер говорит, что мы можем работать на него, но скажи это охранникам гетто, скажи, что мы бросаем свою работу здесь, чтобы работать на кого-то другого, и они рассмеются, а потом пустят нам пули в голову, и тебе тоже. Мы уже видели такое.

Белла видела ужас в глазах отца, но продолжала настаивать.

– Пожалуйста, папа. Они уже забрали Анну. Не позволяй им забрать и вас тоже. Вы должны хотя бы попытаться. Рубен может помочь, – умоляла она, сдавленный отчаянием голос звучал неестественно высоко.

– Это слишком опасно, – сказала мама, качая головой. – Иди, Белла. Иди. Спасай себя.

Белла злилась на родителей за то, что отвергли ее план, что оставили надежду. Она дала им шанс бежать, взять судьбу в свои руки, но вместо того, чтобы схватить поводья, они упустили их и сгорбились в седле, охваченные страхом.

– Пожалуйста! – просила Белла, рыдая в материнских объятиях, слезы текли по щекам, но по их сутулым плечам и опущенным глазам она видела, что они потеряли волю к борьбе. Оставшаяся в них сила иссякла, когда пропала Анна. Они напоминали лишь оболочки себя прежних, пустые, истощенные и напуганные. Когда Белла и Рубен наконец ушли из Глинице без них, Белла была сама не своя.

Через несколько дней, в полночь четвертого августа началась ликвидация Глинице, как и предсказывал Рубен. За два километра, на складе, Белла слышала далекие выстрелы и последовавшие за ними леденящие кровь крики. Беспомощная, отчаявшаяся и почти без сил после бессонных ночей, она сломалась. Яков нашел ее в бараке, Белла свернулась калачиком и отказывалась говорить и даже смотреть на него. Она могла только рыдать. Не находя слов утешения, Яков лег рядом с ней, обнял со спины и держал, пока она плакала. Прошли часы, прежде чем выстрелы наконец прекратились. Белла тоже затихла.

На рассвете следующего дня Яков помог Белле лечь на койку и сказал приставленному к бараку охраннику, что его жена слишком больна, чтобы работать.

– Ты уверен, что она жива? – спросил охранник, заглянув в барак и обнаружив, что Белла без движения лежит на спине с мокрой тряпкой на лбу.

Через час Майер по громкоговорителям объявил, что склад закрывают, что евреев отправят на другое предприятие и им нужно собрать вещи. Они должны быть готовы к отъезду, сказал Майер, на следующее утро ровно в девять часов. Но Яков точно знал, куда их отправят. Им нужно бежать. Той ночью Яков заставил Беллу съесть корочку хлеба и умолял собраться с силами.

– Ты нужна мне, – сказал он. – Нам нельзя здесь оставаться, понимаешь?

Белла кивнула, и Яков рассказал свой план, в который входили кусачки для проволоки, хотя Белла с трудом понимала. Перед уходом Яков просил встретиться с ним утром в половине девятого в мужском туалете. А уже почти девять.

Летнее солнце раскалило рифленую металлическую крышу над головой, в уборной душно. Белла боится упасть в обморок. Утром ей потребовались все силы, чтобы подняться, а когда она это сделала, ей показалось, что она больше не внутри своего тела, как будто ее мышцы отказали. Когда раздается треск репродуктора, она моргает, радуясь отвлечению. Это голос Майера.

– Рабочие, подходите ко входу для получения пайка. Возьмите вещи с собой.

Белла закрывает глаза. Скоро перед зданием выстроится очередь. Она представляет охранников, которые должны отконвоировать евреев на железнодорожную станцию, и гадает, те ли это охранники, которые следили за путем ее родителей на верную смерть. У нее сводит желудок. Где Яков? Она сумела пробраться в уборную в восемь двадцать пять, на пять минут раньше. Прошло как минимум полчаса. Он уже должен быть здесь. «Пожалуйста», – молится Белла, слушая, как каждые несколько секунд пот с тихим шлепком капает с подбородка на цементный пол и борясь с порывом выбежать из уборной и крикнуть охранникам, чтобы забрали и ее тоже. «Пожалуйста, Яков, поторопись».