Джорджия Хантер - День, когда мы были счастливы [litres]

Тегеран, Персия

20 августа 1942 года

Между лопаток ударяет оранжевая вспышка. Генек морщится. Херта инстинктивно прикрывает глаза Юзефа ладонью. Они в числе двадцати польских новобранцев теснятся в кузове старого пикапа, сидя вплотную друг к другу на листах фанеры, уложенных на дно кузова. Все они из разных лагерей, отпущены, как и Генек с Хертой, по амнистии, чтобы сражаться на стороне союзников. Выглядят они ужасно: все покрыты гнойниками, лишаем, коростой, мокрые от пота и населенные вшами волосы прилипли ко лбам. Лохмотья свободно висят на костлявых торсах, и гнилостный запах окружает их, следуя за пикапом, как отвратительная смердящая тень. Несколько самых больных лежат, скрючившись, в ногах у Генека и Херты, не в состоянии самостоятельно сидеть, и, похоже, жить им осталось несколько часов.

Они едут три дня, огибая побережье Каспийского моря по узкой проселочной дороге, окруженной дюнами с изредка попадающимися пальмами.

– Полагаю, мы почти доехали до Тегерана, – говорит Генек.

Они широко распахнутыми глазами таращатся на персов, стоящих вдоль пыльной дороги, а те в свою очередь таращатся на них.

– Наверное, у нас жалкий вид, – шепчет Херта.

Тегеран означает конец – пока что – их путешествия в пять тысяч километров. Прошел год после освобождения из лагеря в Алтынае и девять месяцев с тех пор, как они наконец покинули Вревский в Узбекистане, где были вынуждены провести зиму. Январь и февраль выдались тяжелыми. Получая паек в восемьдесят грамм хлеба и миску водянистого супа в день, они потеряли четверть своего веса. Если бы не выданные Андерсом одеяла, они бы замерзли до смерти.

Но им повезло. Сотни других, приехавших в Узбекистан, как и они, чтобы присоединиться к армии, остались лежать во Вревском. Каждую неделю по поселку громыхала повозка, собирая похожие на скелеты трупы тех, кто проиграл битву с малярией, тифом, пневмонией, дизентерией, голодом. Мертвецов поднимали вилами и складывали кучами за пределами поселка. Когда кучи стали слишком высокими, кто-то полил трупы неочищенной нефтью и поджег, отчего тошнотворный запах висел в воздухе еще долго после того, как тела превратились в пепел.

К марту стало ясно, что Сталин либо не может, либо не хочет должным образом кормить или экипировать ссыльных, завербовавшихся в армию Андерса. Согласно документам, в Узбекистане ждали приказов сорок четыре тысячи новобранцев, однако выдаваемые Советами пайки были рассчитаны на двадцать шесть тысяч. Возмущенный Андерс требовал от Сталина разрешения эвакуировать свои войска в Персию, где они перейдут на содержание Великобритании. Когда Сталин наконец согласился, Генек и Херта отправились в очередной четырехмесячный исход: две тысячи четыреста километров по бесконечным степям и пустыням через Самарканд и Чиракчи к порту Красноводск в Туркменистане на восточном берегу Каспийского моря. Там их окружили сотрудники НКВД с большими холщовыми мешками.

– Бросайте вещи, которые не можете нести, – сказали им.

Довольно бессмысленный приказ, поскольку у большинства не было за душой ничего, кроме одежды.

– Деньги и документы тоже, – их предупредили, что будут обыскивать при посадке. – Любой, кто попытается вывезти из страны деньги или документы, будет арестован.

Генек и Херта потратили последние злотые много месяцев назад. Их польские паспорта конфисковали во Львове. Они попрощались со справками об амнистии и удостоверениями иностранцев, выданными в Алтынае, а также с иностранными паспортами, выданными во Вревском. Без единой монеты и хоть какого-то удостоверения личности в карманах они были настоящими бродягами. Но все это не имело значения – они были готовы выполнить любые требования, лишь бы вырваться из хватки Железного Кулака в заботливые руки британцев и генерала Андерса. И только взойдя наконец по крутому трапу на борт «Кагановича», ржавого грузового судна, которое должно было доставить их в персидский порт Пехлеви, они уловили в горячем соленом воздухе первое дуновение свободы.

Однако после нескольких дней в море этот запах быстро уступил место вони рвоты, фекалий и мочи. Сорок восемь адских часов они стояли бок о бок с тысячами других пассажиров, их обувь пропиталась экскрементами, головы жгло беспощадное солнце, желудки выворачивало от бесконечной качки. Каждый квадратный сантиметр на борту был занят: трюм, палуба, лестницы, даже спасательные шлюпки. Люди умирали десятками, безвольные тела передавали на вытянутых руках над головами к ближайшему проему в ограждении, чтобы бросить за борт, где их поглощало море.