Владимир Калачев - Не склонив головы

— Мы не можем быть пособниками врага! — с возмущением сказал Органов. Однако уже через минуту в голосе его послышались нотки растерянности. — Я согласен с вами, протест бесполезен. Да, да, гибель людей… — Аркадий Родионович опустил голову, сжал руками виски. — Что делать? — спросил он тихо, — что делать? — повторил он громче, — вы понимаете, что такое радиолокация?

— Представляю.

— Представляете… По-видимому, очень мало, — нахмурился Органов. Он замолчал, зачем-то посмотрел вокруг себя. А через минуту уже снова с раздражением заключил: — Но молчать мы не имеем права, ведь это — сделка со своей совестью и неважно, в силу каких причин. Мы обязаны быть честными даже наедине с собой.

— Правильно, Аркадий Родионович. И я убежден, что можно найти способ выполнить свой долг, — твердо проговорил Петр Михайлович.

Утром в цехе Пашка обратил внимание на то, что Алексей Смородин — широкоскулый, коренастый парень, с которым он обычно проводил уборку возле автоматных станков, несколько раз, будто случайно, подходил к платяному шкафчику мастеров главного конвейера. Алексей поминутно оглядывался по сторонам — ясно, он чего-то остерегался. Необычное поведение Смородина возбудило у Пашки любопытство, он решил тайно понаблюдать за ним.

Вот Алексей снова у гардероба. Он кивнул кому-то головой и, сделав едва заметный знак рукой, проскользнул к дверце шкафчика. Рядом с ним, словно из-под земли, выросла высокая фигура человека в засаленной спецовке. Сомнений не было — это Николай Красницин, друг Алексея.

…Два приятеля попали в плен вместе с Органовым. Они везли из Бронска архивные материалы, но неожиданно были захвачены на дороге. Пользуясь ночной темнотой, они успели сбросить в снег тюки с документами, иначе им пришлось бы трудно — гестаповцы, безусловно, заинтересовались бы архивами, а затем могли установить и личности комсомольских работников.

В Каунасе, в ночь перед отправкой в Германию, Пашка лежал в огромном сарае бок о бок со Смородиным. И случайно ночью услышав разговор своих соседей, понял, кто они такие. Ефрейтор Алексеев и подружился с ними. Но сейчас Пашка был крайне удивлен, что товарищи не сообщили ему о своих замыслах.

…Смородин, прикрываемый Николаем Краснициным, быстро открыл дверцу шкафчика. Пошарив там рукой, он вытащил газету и тут же спрятал ее за пазуху. В следующую минуту друзья, как ни в чем не бывало, отошли на свои рабочие места. Пашка, будто ничего не замечая, продолжал собирать возле автоматных станков металлическую стружку.

Вечером, после ужина, выждав, когда из барака ушли охранники, Пашка спустился с нар. Ему не терпелось поговорить с ребятами. «Зачем они стянули газету? Все равно ведь ничего не поймут. Чудаки, стоило из-за этого рисковать!..» Пашка уже совсем было направился к друзьям, но тут подумал: «Может быть, они для дела… Что если…» — И он подошел к Луговому.

— Петр Михалыч! — шепотом обратился Пашка, — Смородин-то на пару с Краснициным газету у мастеров стащили…

— Какую газету?

Пашка рассказал о том, что ему довелось увидеть.

— Хотел потолковать с ребятами, но не знаю, может быть, лучше вам? — спросил он.

Луговой некоторое время сидел задумавшись. Потом он встал и направился в другой конец барака.

Огромный коридор тянулся вдоль барака метров на пятьдесят. С обеих сторон возвышались двухъярусные нары. Пол — гладкий, цементный. Чисто вымытый пленными, он был словно полированный. Через каждые десять-двадцать метров стояли урны для мусора. Охранники строго следили за чистотой. Да и сами пленные, хотя после работы едва держались на ногах, старались поддерживать в помещении порядок.

Окна в бараке были маленькие и узкие. Дневной свет проникал сюда слабо, отчего выкрашенные в голубой цвет нары казались серыми.

Луговой остановился около нар, где лежали Смородин и Красницин. Друзья готовились ко сну. Луговой присел на тонкий тюфяк Смородина. Алексей молча переглянулся с Краснициным.

— К нам, Петр Михайлович? — спросил он G удивлением.

— Да, решил проведать.

— Гостям рады, только угощать нечем.

— А вы, ребята, не жадничайте, поделитесь, — серьезным тоном проговорил Луговой. Друзья на минуту растерялись. На них пристально смотрели большие серые глаза.

— Вы о чем, Петр Михайлович? — тихо спросил Смородин.

— Ты и сам уже догадываешься, Леша. Что вычитали?

— Только начали, — шепотом признался Алексей. — Да вот беда, плохо знаем немецкий, наполовину не поняли. — С этими словами он осторожно извлек из-под тюфяка помятую газету.