Владимир Калачев - Не склонив головы

Соколов не вмешивался в разговоры Лугового с Пашкой. Правда, молчал Соколов не потому, что не хотел помочь своим товарищам разобраться в производстве. Производство было загадкой и для него. В то же время он полагал, что в тех условиях, в которых находится он сам и сотни таких же рабочих, излишнее любопытство может привести к неприятности.

Между тем Луговой все еще терялся в догадках, он думал… думал и все никак не мог ответить на вопрос: «Что же это за блоки? Для чего они предназначены?»

Однажды мастер послал Петра Михайловича отнести слесарный инструмент в другой конец цеха. Луговому впервые пришлось проходить мимо конвейера, на котором беспрерывным потоком двигалась аппаратура, приборы, Петр Михайлович шагнул ближе к широкой ленте. Но тут же раздался громкий окрик.

— Куда лезешь! — охранник погрозил автоматом.

— Мастер приказал… — подбирая немецкие слова, Луговой стал объяснять, что выполняет поручение. Спокойно выслушав, охранник сильно ударил его кулаком. Стиснув зубы, Петр Михайлович отошел в сторону. Инструмент он понес другой дорогой.

После случая у конвейера Петр Михайлович понял, как трудно ему одному разобраться в этой загадке. А товарищи? Нет, вряд ли смогут они помочь ему узнать секрет производства. Ведь они в недалеком прошлом гражданские люди. Но что же тогда делать?..

Как-то вечером, незадолго перед сном, к Луговому подошел Аркадий Родионович Органов. С тех пор, как произошло первое знакомство его с Луговым в Каунасе, Аркадий Родионович почувствовал расположение к этому высокому широкоплечему человеку. Правда, они не успели еще познакомиться настолько, чтобы вполне доверять друг другу, однако между ними установились хорошие отношения.

Аркадий Родионович последнее время находился в таком нервном состоянии, когда становится уже невмоготу держать про себя даже самые заветные думы. И вот после некоторых колебаний, подойдя к Луговому, он спросил:

— Вы знаете, на каком заводе мы работаем?

— Догадываюсь, — насторожился Луговой.

— М-да. Догадываетесь… Ну и что?

Петр Михайлович подался вперед, этот пожилой и порою слишком неосторожный в действиях человек заговорил сейчас как раз о том, над чем так долго ломал он голову в последнее время.

— Не знаю, — откровенно признался Луговой.

Аркадий Родионович дотронулся до бородки, рука у него чуть заметно дрожала.

— Мы должны заявить протест!

Луговой в недоумении посмотрел на товарища.

— Протест?

— Да, да, коллективный протест! — торопливо подтвердил Органов.

— Но против чего?

— Немцы нарушают международную конвенции об использовании пленных на работах в промышленности. Они заставили нас работать на военном заводе, — все больше волнуясь, продолжал Органов, — работать против своей Родины! Вы понимаете, это абсолютно недопустимо.

— Аркадий Родионович, а ведь им до сих пор удается скрыть от нас, что выпускает завод, — напомнил Луговой. — Как видите, все гораздо сложнее, чем кажется.

— Позвольте, чего же тут неясного? Завод выпускает радиолокационные станции. Нам надо заявить категорически…

— Категорически… — Луговой задумался: «Так вот оказывается в чем дело, радиолокационные станции!»

— А вы не ошиблись? — переспросил Луговой.

— Я… ошибся?! — Органов рассердился, — здесь уж позвольте мне положиться на свои знания. В таких вещах я не могу ошибаться.

Петр Михайлович очень внимательно, словно видел человека впервые, посмотрел на Аркадия Родионовича. «А ведь я мало его знал!» — с сожалением подумал Луговой. Правда, из разговоров с Органовым Луговой помнил, что Аркадий Родионович из Москвы, что он — ученый, кажется, даже — профессор, но в какой области науки Аркадий Родионович работал, Луговой не имел представления. И только сейчас Луговой понял, с каким специалистом свела его судьба.

Вместе с тем Петр Михайлович видел и другое — Органов встал на неверный путь. В порыве благородного возмущения он не учел главного — нацизм не считается с международными соглашениями, он втаптывает в грязь всякое понятие о человеческом праве.

— Значит, протест? — повторил свой вопрос Луговой.

— В самой решительной форме!

— А вы знаете, к чему это приведет? — Луговой старался говорить спокойнее.

— Но наш долг… — убежденно начал Органов.

— Нет, Аркадий Родионович, долг советского человека не в этом! — несколько резко перебил Луговой. — Протест приведет к тому, что нас отправят в один из лагерей смерти. А может быть просто расстреляют тут же, на месте. Вот и посудите, Аркадий Родионович, какой в этом толк? Ведь сюда привезут других людей, таких же, как мы, и, конечно, их тоже заставят работать. Нацисты не остановятся ни перед чем, им важно не допускать перебоев в производстве.