Василь Быков - Повести о войне

— Что? — с удивлением подался к нему официант.

— Заверни съестного чего-нибудь, напиши адрес. Как знать, получит она посылочку и выживет. Рядом еще сидеть будет.

Официант недоуменно посмотрел на пустой стул рядом, поднялся.

— Но… Ведь это… Но ведь она уже…

— А мне можно? — перебив официанта, шагнула вперед одна из подруг невесты. — Я бы только… Вот!.. Кусок пирога… Ребенку!..

— И я… Прошу… — выкрикнул еще кто-то. — Там, в сорок втором, на Лиговке…

Остальные гости за свадебным столом, ни о чем не подозревая, весело пировали, а эти заговорили вдруг все разом, задвигали стульями, стали лихорадочно заворачивать в салфетки еду. В мгновение ока край бесконечного стола, только что ломившийся от обилия закусок, опустел.

— Хоть яблоко! — просил Карпова седой мужчина в пенсне. — Моей матери… Яблоко…

— Нет! — крикнул вдруг, перекрывая общий гомон, Васюков. — Это невозможно! — и, когда они пристыженно умолкли, задыхаясь, объяснил: — Это невозможно, что вы… Время отталкивает… Продукты, вещи — все равно. Мы уже пытались. А Карпов… Он… Он не вернется.

— Не вернусь? — удивился Алексей. — А мост?.. С мостом как же?..

Собрав со стола исписанные салфетки, Васюков скомкал их и отбросил в сторону.

— Пути назад нет, — глухо произнес он, — когда-нибудь… Через много лет… А пока…

— Выберусь, — произнес Карпов, — вы не волнуйтесь, — обратился он к обступившим стол людям, — я выберусь! А ты, отец, готовь посылку… Не оттолкнет, не бойся.

Официант горько вздохнул.

— Она ведь на Пискаревском…

— Ничего, — брови Карпова сошлись в одну линию, лоб прорезала морщина, — это ничего… У меня вот тоже могила есть, даже с камушком, а я живой!.. — он порывисто поднялся, постоял молча и вдруг бросился из-за стола.

Роняя на пути стулья, Васюков побежал за ним.

Таня словно застыла за уставленным тарелками круглым столиком.

Посерьезневшие гости вернулись на свои места, потянулись к бокалам…

Стал собирать посуду официант.

Запыхавшись, подошла Любовь Ивановна.

— А где же все? Я думала, праздник, пир… — присела рядом с Таней, чужой вилкой отведала из чужой тарелки и слабо улыбнулась. — Я бы лучше сготовила. Я бы… Для него… Скажи, Таня, ведь не получится у Паши, правда? И потом… Мы же договорились с Пашей… — и засмеялась. — Что это я?.. Он и без того возвращать Лешу не хочет, правда?

— Да, — прошептала Таня, — да, и Павел Егорович этого не хочет, и ты, и я… Но… У каждого свой мост в жизни… А ты, мама… Тебя взять… И меня растила, и… Если бы не ты, разве Павел Егорович выучился бы?.. Ты ведь…

— А я не для него, — прервала ее Любовь Ивановка, — я не для Паши это…

— Знаю, — грустно кивнула Таня. — Раньше я сама так же думала, как ты… Только бы сюда его… Лешу… перенести… Только спасти бы. Но, когда я его увидела, я поняла… Он не сможет. Он же… Что вы тогда о нем подумаете там, в прошлом?

— Не тебе судить! — резко оборвала ее мать. — Ты-то дышишь, и он хочет дышать! И он жить хочет! — почти крикнула она. — Вот если бы ты там очутилась… Ты что, хочешь, чтоб он в могилу… в могилу… влез?.. — задохнувшись, она схватилась за ворот платья. Закашлялась…

— Мама! — бросилась к ней Таня.

Сзади неслышно подошел старый официант.

— Вот… Профессор тут писал что-то на салфетках, считал. Вы ему передайте. Может, поможет это парню… туда… обратно…

Васюков едва успел прыгнуть в автобус. Пробился к Карпову.

— Ты куда, Леша?

— Туда… В сорок второй…

Ближе к окраине автобус стал обгонять идущих только в одну сторону людей. Их становилось все больше, больше. И вот вытянулись они в длиннейшую многокилометровую процессию.

— Родственники, — ответил Васюков на невысказанный вопрос Карпова. — Почти полмиллиона лежит на Пискаревском, а это родственники…

Они вышли из автобуса и влились в бесконечную молчаливую человеческую реку, вместе с ней достигли высоких ворот кладбища.

Оно состояло из огромных, поросших нежной зеленой травкой четырехугольных клумб. По краям лежали цветы и венки с лентами, пестрели разноцветные пасхальные яйца, шоколадные, в яркой обертке конфеты.

Где-то здесь, в одной из этих могил, были и родители Карпова.

По широким аллеям мимо взятых в гранитные рамки зеленых прямоугольников целыми семьями, с детьми неторопливо шли люди. Свои, русские, и из других краев тоже.

Многие встречали знакомых, сдержанно здоровались. Читали надписи на лентах.

— Вот, — показал кто-то подбородком, — от нашего коллектива венок.