Игорь Бондаренко - Такая долгая жизнь

— Погодка, конечно, не очень, — сказал Захар, доставая из кармана самосад и присаживаясь на пень. — В море не выйдешь. Но мы станем в гирлах Дона, в камышах, в затишке.

— Доберемся туда? — спросил Пантелей.

— Доберемся.

Решили выехать с ночевкой, взяли продукты: помидоры, вяленый чебак, каравай хлеба, кусок лакерды, вареные яйца.

По дороге в бухту рассказывали всякие истории. Михаил вспомнил, как зимой он провалился возле бухты. Из заводской трубы там выходила теплая вода. Он не знал этого, решил сократить путь — пошел по льду и провалился. Место было глубокое, еле выбрался. Пришел домой — зуб на зуб не попадает. Ксеня давай растирать его спиртом, ну и внутрь, конечно, принял…

— Когда я служил в армии, то однажды литр водки выспорил, — сказал Захар. — Призвали меня в двадцать первом голодном году. Организму, конечно, жиров не хватало. А тут завскладом, этакий змей-искуситель: «Съешь, говорит, килограмм масла?» — «Запросто», — отвечаю. «Давай поспорим на литр водки?» — предлагает он. Не знал я, что он таким манером уже два литра водки выспорил…

Ну, взялся я за дело. Килограмм — кусок приличный, и хотелось, чтобы он поскорее уменьшался, поэтому отрезал я кусками большими — и в рот. Грамм триста съел, чувствую: не могу больше. Я кусок — в рот, а он у меня — обратно. Завскладом тоже, конечно, видит это и уже предвкушает выпивку. Развеселился, стал похохатывать. А на меня страх напал. Ведь ежели проспорю, не только водку придется ставить, а масло отдавать. А где я его возьму? Купить невозможно, а если и найдешь, то за какие деньги? Надо держаться, думаю. Кусок масла двумя пальцами толкаю в глотку, а завскладом, само собой, хохочет — весело ему. Не верит, конечно, что я справлюсь. От хохота даже икать стал. Ну, а я собрался с духом. Перелом во мне какой-то произошел. Уже пальцами не проталкиваю — само масло скользит. Спорщик мой уже не хохочет так весело, как прежде. Что-то нервное появилось в его смехе. Будто давиться стал: «Ха! Ха!..» А у самого лицо вытягивается, бледнеет, как дыня становится. А когда масла осталось грамм сто, меня стал смех разбирать. Но сдерживаюсь. Преждевременно. Последний кусок прикончил, остатки с пергамента соскоблил ножиком — и в рот. И тут уж мы с ребятами из нашей роты, моими болельщиками, дали себе волю. Смеемся, один другого подзадоривая. Смеялись, смеялись — и вдруг чувствую: подступает. Я вскочил. «Куда?» — кричат ребята. «На кудыкину гору!..» Хорошо, уборная недалеко была. Посидел. Только вышел — опять… Трое суток меня несло.

За трое суток будто весь воздух из меня выпустили, и вот с тех пор никак не надуюсь, — закончил свой рассказ Захар.

Пантелей смеялся тихо, а у Михаила от смеха даже слезы на глазах выступили.

За поворотом открылось море — все в белых барашках волн.

— А ветер будто усилился, — заметил Михаил.

— Та не. Это так кажется, потому что вышли на открытое место, — пояснил Захар. — К ночи угомонится. Доберемся до гирла, а там будет тихо, как в бухте.

В бухте действительно было тихо. Местами только рябило. У западного мола рябь была покрупнее. Рыболовецкие боты — хозяйство Захара — «Буревестник» и «Восход» сонно клевали бушпритами. Зато у восточного мола поверхность воды была как стекло. Эту часть бухты защищали крутой восточный берег и высокая железобетонная эстакада. В ее железных переплетениях, наверху, зловеще завывал ветер.

Увидев спускавшихся в бухту по тропинке людей, из деревянной будки вышел сторож с берданкой за спиной. Узнал Захара, закричал:

— Захар Петрович! Табачком не разживусь?

— Идите к моторке, а я сейчас подойду, — сказал Захар Пантелею и Михаилу.

Пантелей и Михаил по молу подошли к кнехту, к которому была привязана «Ада». Михаил за веревку подтащил лодку к берегу. Сложили в нее поклажу, уселись на банки, закурили, а Захара все не было.

— Это такой копун! Такого копуна, как Захар, я еще не видел, — сказал Михаил. — Ну, что он там делает? Отсыпал табаку — и иди…

— Спешить нам некуда… Вообще я думаю, что из рыбалки нашей ничего не получится, — высказал предположение Пантелей.

Наконец пришел Захар. Стал возиться с мотором.

— Давай крутану, что ли? — предложил Михаил.

Мотор завелся с пол-оборота. С минуту простояли еще, прогревая двигатель. Потом Захар повел лодку к выходу из бухты.

Сразу за молом началась толчея волн, и моторку резко положило на правый борт. С полчаса шли в жесткой болтанке под градом прохладных брызг. Но вот Захар развернул лодку кормой к ветру. Теперь волны гнались за ними.