Игорь Бондаренко - Такая долгая жизнь

Демид сидел на табуретке у порога не раздеваясь. Зинаида Порфирьевна даже в залу его не пригласила. Да и Демиду не хотелось задерживаться у этой усатой, как он про себя называл Зинаиду Порфирьевну. Говорить с ней — что воду в ступе толочь.

— Пойду я, — сказал он, поднимаясь.

— Может, съешь что? Супишка, кажись, у меня остался, — запоздало всполошилась Зинаида Порфирьевна.

— Спасибо. Сытый я. А адресок Лариски ты мне дай.

…Ларису Заозерный нашел быстро. Она жила на Ленинской.

Демид сбил, снег с валенок на парадном крыльце. Робко позвонил. Никто не отозвался. Позвонил еще разок. Дверь наконец распахнулась.

— Батя?!

Лариса ткнулась заспанным лицом в грудь Демида, а тот положил руку на ее голову, сжевывая с усов непрошеные слезы.

Не ждал он такой встречи. После того, что произошло, после стольких лет разлуки…

— Что ж мы стоим-то на пороге? — первой опомнилась Лариса. — Заходи. Где ж ты пропадал столько лет? Хоть бы письмецо прислал… Раздевайся.

— Ты уж извиняй меня, дочка, что весточек о себе не подавал. Сколько раз хотел. А куда? Кабы знал куда… — оправдывался Демид.

— Ушел — как сгинул, — продолжала Лариса. — Разве ж мы чужие? Ну поссорились, поругались. Думала, что больше и не увидимся…

— Я тоже, дочка, многое за эти годы передумал, многое понял, многое повидал.

— Ну вот и расскажешь. Я тебя сейчас обедом кормить буду.

— Погоди, вот, старый, совсем забыл… — засуетился Демид. Полез в чемодан, достал платок. — Это тебе.

Нарядов у Ларисы хватало. Но она сделала вид, что ей понравился этот цветастый деревенский платок. Она крутнулась в нем перед зеркалом.

После пары рюмок водки Демид и вовсе разговорился: где был, каких людей повидал, что строил и что пережил.

Огорчился, что Лариса совсем не знает его родину, северную деревеньку.

— Надо съездить туда, дочка, надо. Родину забывать негоже.

— Съезжу, — пообещала Лариса.

Так и сидели они за столом до глубоких сумерек, до темноты, а потом при свете, пока не пришел Ананьин.

Лариса уже успела рассказать, кто он и что за человек.

Ананьин, войдя в комнату, удивился: что делает в его доме этот бородач, на лице которого, после сытного обеда, разлито довольство?

— Это мой отец, — поспешила Лариса.

— Это который? Ведь твой отец…

Лариса досадливо поморщилась:

— Это Демид Силыч!

— Ах, вон оно что!… Весьма, весьма рад. — И обратился к Ларисе: — Может, и мужа покормишь?

Ананьин прошел на кухню, помыл руки. Лариса поставила на стол еще один прибор.

— Ну что ж, дорогой тесть, со знакомством, — сказал Ананьин и выпил стопку водки. Закурил, не закусывая. — Любопытно узнать, откуда пожаловали.

— С Онеги я прибыл, — ответил Демид. — Может, слыхали? Или бывали?

— Бывать не бывал, а слыхать слыхал. И в каком же качестве вы там были?

— В каком качестве? — не понял Демид.

— Ну… — Ананьин несколько замялся, поймав взгляд Ларисы. — На поселении, что ли?

— Ах, вот вы о чем! — посерьезнев, сказал Демид.

Молча поднялся. Подошел к своему чемодану, раскрыл его и со дна достал пачку грамот. Молча положил их на стол перед Ананьиным. Ананьин надел очки, стал читать.

— Похвально, похвально, — наконец изрек он. — И куда теперь путь держите, если не секрет?

— Какой там секрет? А только сам еще не знаю куда. Поживу вот у вас несколько деньков. Подумаю…

— Так-так! Ну, не буду мешать, так сказать, родственной беседе. Устал. Хочу отдохнуть.

Ананьин встал и удалился в свою комнату, прикрыв за собой дверь.

Но после его ухода разговор уже не вязался.

Лариса постелила Демиду в кухне, недалеко от печи, по просьбе самого же Демида.

— Люблю, засыпая, слышать, как печка гудит, — пояснил он.

Демид действительно любил это время, когда, уставши за день, ложишься. В доме все затихает, гасят свет. Только в печке потрескивает да багровые блики по потолку бродят.

…Прожил Демид у Ларисы четыре дня и засобирался.

— Еще бы пожил, — предложила Лариса.

— Нет, дочка. Пора и честь знать.

Прощаясь, он сказал Ларисе:

— Дом твой — полная чаша. А тебе в нем плохо. Не перебивай. Я все вижу… А за гостеприимство твое, за ласку — спасибо. Писать теперь буду. И даст бог, еще свидимся.

И Демид не поцеловал, а благодарственно поклонился Ларисе в пояс по старинному обычаю.

Утром Михаил побрился. Сел завтракать. Включил «Рекорд». Знакомый голос диктора, чуть дрогнув, произнес: «Перестало биться сердце пламенного большевика-ленинца. Умер Серго Орджоникидзе!..»