Амаяк Сирас - Арарат

— Я следил за вашими действиями. Молодцы, ну, право, молодцы! Отправьте раненых в санчасть и отдохните. Вы заслужили право на отдых, сражались, как настоящие герои! Я так и скажу Араратяну — он неподалеку, на правом фланге…

Комаров ушел, а Гарсеван не сводил удивленного взгляда с Унана:

— Унан, что это такое он говорил?

— Ему виднее со стороны.

Прошла уже неделя с того дня, как Ашхен прибыла на «Малую землю». Накануне ночью она с чувством тревоги и гордости следила за тем, как высаживался на берег десант морской пехоты, подброшенный мелководными судами из Геленджика. Всю ночь рокотали над Новороссийском моторы советских самолетов, отвлекая внимание противника от десантных судов.

А на рассвете, начиная от «Мыса любви» и до здания цементного завода, расположенного на окраине Новороссийска, советские части ликвидировали проволочные заграждения и минные поля, значительно продвинув вперед свои позиции. Гитлеровский гарнизон Новороссийска был теперь под тройным ударом: с востока штурмовали город дивизии Денисова, с юго-запада усиленные новыми десантами защитники Мисхако пробивались к городу; с воздуха ожесточенно бомбила советская авиация, помогая штурмующим.

По высаживающимся десантам гитлеровцы открывали ожесточенный огонь. Санитары и сестры под огнем противника выносили с поля сражения раненых.

Отведя на медпункт последнего раненого, Ашхен подбежала к бойцу, который прижал рукой окровавленное левое ухо. Когда боец отнял руку, Ашхен увидела, что пуля сорвала мочку уха. Однако, несмотря на боль, раненый бодрился. После перевязки он спросил Ашхен по-армянски с заметным неармянским акцентом:

— Вы из Еревана?

— Да.

— А я — из Кутаиси. Шалва меня зовут. А ну-ка, пожалуйста, дайте мне немного ваты!

Ашхен протянула ему комочек ваты. Шалва плотно заткнул ватой здоровое ухо и, наклонившись к Ашхен, попросил:

— А ну, скажите мне что-нибудь!

— Не беспокойтесь, — ответила она, — перепонка не повреждена. Дня два будет шум в ушах, но слух не потерян.

— Ой! А как вы догадались… — улыбнулся Шалва.

— Знаю по опыту.

— Давно вы в армии?

— Не очень, но я работала в госпитале.

— Ах, вспомнил, да я в газете видел ваш портрет! Вы — Ашхен… Ашхен Айказян!

— Да, да. Идите прямо, потом сверните налево: там и будет медпункт.

— А зачем он мне? Я побегу догонять свою роту. Кстати, вы не знаете, здесь ли Гарсеван Даниэлян?

— Не здесь, но близко.

— Ха-а-роший парень! В прошлом году вместе воевали. Брат у него в Керчи остался… Ну, значит, увидимся скоро! Так, говорите, обойдется и я буду слышать, как прежде?

— Безусловно.

Шалва вытащил вату из здорового уха и радостно улыбнулся:

— Правильно, сестрица, слышу обоими ушами. Все в порядке!

— Рана у вас легкая, но надо ее обработать, а то может загноиться, — предупредила Ашхен.

— Это уж после того, как возьмем Новороссийск. Ну, пока!..

— Прощаться нет надобности, я следую за полком.

— Вы, наверное, у Остужко, с Саруханяном прилетели, да? Вот и хорошо! Наш батальон придали Остужко, значит мы теперь бойцы одной части!

Наступило утро. Море было спокойно, и лишь разрывы бомб и снарядов бороздили его ровную гладь, переливавшуюся под солнцем: вон там перламутровая полоса, рядом — зеленоватая, еще дальше — светло-синяя… Душу переполняло восторженное чувство. И какое хорошее название дали этому месту — «Мыс любви!» Сколько влюбленных девушек и юношей приходило сюда, чтобы любоваться морем, мечтать о будущем! Кто из них остался в живых а борется с врагом, чтобы, победив его, вернуться сюда, снова любоваться морской гладью, снова любить и мечтать? Да, сейчас идет бой именно за то, чтобы люди могли мечтать и любить!

Ашхен вспомнила свою жизнь… Нет, лучше не вспоминать! У нее есть Тиграник, есть друзья: Гарсеван, Унан и Мхитар Берберян. Ей показалось, что она уже давно, очень давно находится на «Малой земле»…

Ашхен поглядела вслед Шалве, поправила сумку и побежала дальше.

Бой разгорался. Мимо Ашхен, опережая ее, пробегали моряки-десантники и пехотинцы, все новые и новые позиции занимали артиллеристы и бронебойщики. Бойцы на бегу приветливо махали рукой бесстрашно пробивавшейся вперед сестре. Подойдя к передовой линии огня. Ашхен пробиралась, уже низко пригнувшись или ползком: она знала, что красный крест нарукавной повязки и косынки не спасет ее от пули фашистского снайпера. В свисте и грохоте сражения ее привычное ухо различало стон раненых, и она спешила оказать им первую помощь, сама провожая их до медпункта или поручая их своему помощнику — Савве.