Николай Камбулов - Тринадцать осколков

— Фриц, что пишет Эльза?

— Готовится к встрече.

— Война идет к концу. Наши под Сталинградом.

— Отто, говорят, ты сегодня продулся в карты?

— Да. Но наши вышли к Волге.

— Я могу тебе дать взаймы. Не грусти, Отто, наши в Сталинграде.

Шаги удаляются. Но вскоре опять замечаю две фигуры. И снова тот же разговор:

— Эрхард, Сталинград, считай, наш.

— Шульц, мы с тобой выжили. Боже мой, выжили!

«Они выжили… Ну нет же», — чуть не вскрикиваю я. Руки тянутся к спусковому крючку, а ствол автомата уже наведен в цель. Две короткие очереди. В садах отзывается и замирает эхо. Потом тишина, долгая, томительная.

Только под утро попадаю к своим. Молча ложусь рядом с Чупрахиным. Иван, сняв с себя телогрейку, укрывает меня:

— Они нас не одолеют, Бурса.

Хочется спросить Чупрахина, почему он все время меня называет Бурсой.

— Ну спи, спи! — говорит он.

«Ну и пусть называет», — думаю я, закрывая глаза. А сон никак не берет. Из головы не выходит Правдин. Если сейчас сообщу Ивану о гибели политрука, он немедленно побежит к дороге, и кто знает, чем это может кончиться.

Заметив, что я лежу с открытыми глазами, Чупрахин поднимается:

— Ладно, коли не спишь, рассказывай, что видел…

Просыпается и Забалуев. Он берет шапку и идет к ручейку. Наполнив шапку водой, Прохор предлагает мне:

— Освежи душу, устал, поди.

Делаю несколько глотков, остальную воду выливаю на голову.

— Ну, что видел? — повторяет Чупрахин.

— Егора, Мухина и Беленького не заметил. Их, наверное, не посылают на работы.

— А Правдина?

— Видел, на протезе ходит.

— Как же Егорка мог оставить политрука одного? — Иван долго ворчит на Кувалдина. Подбегает к фонтанчику, шумно мочит лицо.

Прохор широко разводит руками:

— А что он, Кувалдин-то, в плену — не на свободе… Рад бы помочь товарищу, да нешто позволит фашист?

Иван, расчесав пятерней жесткие, торчащие ежиком волосы, интересуется:

— Как охрана у них, можно напасть, выручить своих?

— Трудно.

— Сказал тоже — «трудно». Разве об этом спрашиваю? Ты мне ответь прямо: можно или нет?

— Нельзя, было бы нас побольше, другое дело.

Иван, положив локти на колени, упирается руками в подбородок, задумывается.

— Вот так, браток, влипли мы тут. Э-э-ха-ха! — вздыхает Забалуев. — Ну допустим, пробьемся к своим. А что скажем, как в глаза будем глядеть другим? Спросят: «Из Крыма?» — «Да, оттуда». — «Эх вы, сколько вас там было — и попятились, паршивые овцы».

— Это кто овцы?! — Чупрахин поднимается и начинает быстро ходить по кругу.

— Я пятился, лейтенант Замков пятился, полковник Хижняков пятился? Бурса, неужели и ты так думаешь, как этот брусиловец? Скажи мне, — останавливается Иван против меня.

Открываю сумку командира дивизии, читаю рапорт. Чупрахин, дослушав до конца, говорит мне:

— Ты вот что, никому больше не читай. Зачем? Придет время, все встанет на свое место. Политрука и Кувалдина надо освобождать — вот о чем думка! — заключает он и идет к ручейку, сгорбившись, словно на плечи положили тяжелый груз. — Алексей! — вдруг вскрикивает Чупрахин, поворачиваясь ко мне. — Смотрите… он, он!..

Мухин, оглядываясь по сторонам, осторожно спускается в расщелину. Заметив нас, останавливается. Мы бежим к Алексею, обнимаем его и расспрашиваем, как добрался, не встречал ли Беленького.

Впереди полз человек. Я за ним. Изо всех сил работаю руками и ногами. А тот жмет и жмет. Иван, думаю, кто же может без остановок так долго ползти… Чувствую, силы мои на исходе, не догнать ползком Чупрахина. И подняться боюсь, заметят немцы, себя обнаружу и Ивана. А у него знамя… Что делать? Отстану — один не найду место сбора. И так мне нехорошо, тоскливо на душе стало: из катакомб вырвался, а тут вот, почти на свободе, могу попасть в руки фашистов. Честно говорю, ребята, так и подумал.

Тот, кто полз впереди, вдруг остановился. Собрал я последние силы, поднатужился и настиг.

— Ваня, — шепчу, — это я, Мухин.

— А-а, Алешка… Чего ты за мной увязался?

Оказалось, что это Беленький. И сумка у него на спине.

— Как чего? — спрашиваю. — Место сбора надо искать…

— Какое место?.. Зачем оно нужно?

— Мы же назначили, — отвечаю Кириллу. — Там соберемся и вместе обсудим, что делать.

Кирилл приподнялся на локте:

— Слышишь, море шумит? Тут есть рыбачий поселок. Найдем лодку и ночью махнем через пролив.

— Нет, говорю, я приказ имею — знамя доставить командованию… Буду искать ребят.