Николай Камбулов - Тринадцать осколков

— Устал? — спрашиваю я Егора.

В ответ он громко смеется:

— Как ты сказал: «Устал?» Я и забыл, что есть такое слово — «устал».

Я тоже начинаю улыбаться: действительно, как непонятно сейчас, под землей, в темноте, при голоде и постоянной угрозе смерти, звучит это слово — «устал».

Кувалдин поднимается, смотрит на часы. Я знаю, подошел час, который Егор отводит для разговора с Правдиным. Вот сейчас подойдем к политруку, и Кувалдин, как всегда он поступает, будет подробно рассказывать о прошедшем дне, о людях, о том, что делается в гарнизоне, чтобы укрепить оборону.

…Маша встречает нас предостерегающим жестом.

— Уснул, кажется, — шепчет она и отводит Егора в сторону. — Температура сегодня нормальная, аппетит появился… Может, и встанет. Вообще-то он крепкий, товарищ командир.

Поверх фуфайки на Маше белый халат. Вчера на нем я видел следы копоти и пятна крови, сегодня он чистый, будто только что получен со склада: ночью она его выстирала и просушила на костре. Крылова сама ходила за водой, туда, к выходу: там есть колодец. Немцы ведут за ним непрерывное наблюдение, еще не было случая, чтобы мы взяли из него воду без потерь. А вот она ходила. Нетрудно представить, как ползла между камней, как долго лежала у колодца, ожидая подходящей минуты. И такой момент настал: гитлеровец, видимо, начал закуривать, и этого времени хватило ей — она проскользнула к источнику, зачерпнула ведерко и мигом прижалась к земле, тут уже не так опасно. Иначе не могло быть — халат остался бы невыстиранным…

— Товарищ Кувалдин, ты пришел? — тихим голосом окликает политрук. — Замечательный народ у нас тут, под землей, — опершись на локоть, говорит Правдин Егору. — Слышал я, как бойцы требовали воды… Тяжеловато им. И все же понимают, все понимают. Конечно, найдутся и слабые. Но ты, Егор Петрович, будь тверд… Нам драться нужно, да так, чтобы не стыдно было потом, после победы, смотреть людям в глаза. Я вот скоро встану, чувствую, поднимусь, обязательно поднимусь… Маша, верно, встану, а?

— Встанете, товарищ политрук, — поправляя сползшую с Правдина шинель, отвечает Крылова.

— Слышали? Доктор наш знает свое дело. Вот когда выйдем из катакомб, кончится война, и мы тебя, Маша, пристроим в медицинскую академию. Не веришь? Обязательно так будет. И станешь ты замечательным хирургом, известным на всю страну, а может быть, и на весь мир. И вот наша Маша выступает на международном конгрессе хирургов… И пойдет рассказывать, как производила операции, про наши катакомбы расскажет… Ну, давай, Кувалдин, выкладывай, что нового, как идут дела.

Егор докладывает подробно. Политрук слушает его с закрытыми глазами.

Просыпается Генка. Затянув потуже ремень, спрашивает:

— А где матрос?

— На склад пошел за проволокой, — сообщаю ему.

— Что же не разбудили меня? — нахмурив брови, сердится Геннадий.

Я даю ему щепотку овсянки:

— Подкрепись.

Но он не берет, обидчиво говорит:

— Дядю Панова угостите, а я сам найду чего поесть. Значит, матрос пошел в отсек? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, спешит к Чупрахину.

— Пятнадцатая скатка, какая бесхозяйственность, сколько провода оставили! — возмущается Иван, сбрасывая с плеч тяжелый моток. Мухин фонарем освещает место, где нужно наращивать провод. Уже протянули связь в четырех направлениях, осталось соединиться со взводом Донцова. От усталости покачивает из стороны в сторону, будто земля под ногами колышется, а стены уходят из-под рук.

— Не ворчи, Ваня, на связистов, их надо благодарить: теперь нам темнота не помеха. Они выручили нас, — успокаивает Чупрахина Алексей. Он садится на корточки и ловко орудует обмоткой: Мухин так освоил работу, что лучше и быстрее его никто не может соединять концы.

— За что мне их благодарить? — возражает Чупрахин. — Сбежали, как зайцы от огня, и еще в ножки им кланяться!

— По приказу отошли, — замечаю Ивану.

— Что-то я не слышал такого приказа, да и никто его не отдавал, просто силенок не хватило, вот и откатились на Тамань…

— Значит, по-твоему, наши слабее немцев? — поднимается Мухин, чтобы посветить Ивану. Чупрахин жмурится от яркого света, передергивает плечами:

— Что значит «наши»? Куда хватил!. Наши — это вся страна, вся Красная Армия, а я тебе говорю про связистов. Остались бы они здесь — не пришлось бы нам тратить силы на эту проводку… Ну хватит болтать! — Он берет моток и молча раскручивает его. Шурша, чуть позванивает проволока. Навстречу из темноты выплывают огоньки. Это Мухтаров со своей группой отрывает колодец. Мы приближаемся к ним.