Николай Камбулов - Тринадцать осколков

Из темноты, словно из пучины облаков, выплывает Запорожец. Он уже трое суток не появлялся на командном пункте, держал связь с Егором через посыльных. Никита Петрович одет в свою неизменную фуфайку-стеганку, изорванную на локтях. Лицо его осунулось, обросло густой черной щетиной. На лбу Запорожца два иссиня-черных пятна — следы ударов о камни. Такие синяки теперь у многих бойцов, а у некоторых они уже гноятся. Маша не успевает обрабатывать ссадины, да и медикаментов не хватает.

Я вижу, как Запорожец, облизав пересохшие губы, докладывает Егору. В западном секторе тоже затишье.

— Может, махнули на нас? — сев ближе к зажженному фонарю, продолжает старший лейтенант. — Из такого подземелья разве можно вытеснить… Ну а как он? — Никита Петрович интересуется состоянием Правдина, который лежит на койке у самой стены.

— Вроде легче ему. Недавно даже интересовался: как, говорит, у нас связь с секторами, нельзя ли, говорит, что-нибудь придумать, чтобы обезопасить передвижение людей по галереям. Сижу вот и ломаю голову… Можно свечи или фонари поставить. Но ведь у нас всего десяток фонарей, а свечи уже кончились. Да и керосин на исходе.

— Стой, не подходи, стрелять буду! — вдруг раздается оклик со стороны продовольственного склада.

— Воды! Глоток воды…

— Не подходи!..

— Ну стреляй…

Хлещет выстрел. На свет выскакивает Панов. Увидев Кувалдина, Григорий подбегает к нему, торопливо расстегивает фуфайку и, обнажив волосатую грудь, кричит:

— Горит здесь! Зачем воду прячете? Пропадет она: долго мы тут все равно не продержимся. Ну что стоите там? — Зовет он группу бойцов, стоящих в темноте.

Приближается Беленький. Поправив на себе вещмешок, Кирилл поддерживает Панова:

— Нельзя так, товарищ Кувалдин, люди, можно сказать, от жажды помирают, а вы замуровали воду.

— Правильно!

— Кому бережете?!

— Для себя прячете… А жить и нам хочется, — один за другим выкрикивают бойцы, подходя к Егору.

— Что ж молчишь? Или нечего сказать? — вновь начинает Панов.

Прибегает Мухтаров. Он становится менаду Егором и Григорием.

— Товарищ командир полка, я им приказал рыть колодец, они самовольно бросили работу, это нехорошо, очень нехорошо. Где порядок?

— Колодец? — удивляется Егор: он не знал, что Али уже не первый день со взводом втихомолку от других, потому что он и сам мало верит в успех начатого дела, отрывает колодец. Но вода на исходе, получаем в сутки по три — пять глотков. Тут уж на все решишься.

— Вот это здорово, порадовал, товарищ Мухтаров! — Егор крепко обнимает Али и, повернувшись к Григорию, говорит: — Как же это так? Как вы могли уйти с боевого поста! Слушайте, что скажу: с этого часа самым большим, самым важным, самым ответственным делом для всего нашего гарнизона будет добыча воды. Вам, товарищ Мухтаров, приказываю: бойцам, занятым на рытье колодца, выдавать в сутки по двести граммов воды. Работы вести непрерывно, круглосуточно. Если еще потребуются люди, выделим столько, сколько нужно будет.

— Слышали? — Али строгим взглядом окидывает присмиревших крикунов. — Пошли, товарищи! — вскинув лопату на плечо, он увлекает за собой ослабевших людей. Беленький, заметив меня, подбегает.

— Не слыхал, как там на фронте? — спрашивает он и замечает в стороне Семена Гнатенко, склонившегося над радиоприемником. Приемник нашли среди имущества батальона связи. Он оказался неисправным. Гнатенко вызвался починить его. Эта весть уже облетела всех бойцов. Очень хочется услышать голос Москвы.

Семен так увлечен своим делом, что совершенно не обращает внимания на то, что происходит вокруг.

— Видишь, еще не готов, — отвечаю Кириллу.

— А как, по-твоему, Егор правду сказал насчет воды?

— Командир сказал, — значит, так будет.

— Да-да, двести граммов… Ну, побежал я.

Кувалдин поправляет фитиль в фонаре. Желтый язычок пламени вспыхивает ярче, в глубь катакомбы отступает темнота. Теперь вестибюль кажется просторнее, шире и потолок поднялся выше.

— Никита Петрович, что, если провести по галереям и отсекам провода? Установить их на определенной высоте. Они будут хорошим ориентиром для людей, тогда можно будет быстрее и безопаснее передвигаться в темноте, — сев на пустой ящик, обращается Егор к Запорожцу.

— Понимаю, стоит подумать.

Кувалдин достает карандаш, начинает что-то чертить на куске фанеры.

— Смотрите сюда. Здесь узел будет, отсюда во все стороны пойдут провода: на твой участок, к лейтенанту Донцову, в хозяйственный взвод, в госпиталь…