Владимир Михайлов - В свой смертный час

— Чего, папаша, расположился? — сказал Андриевский, стараясь говорить помягче. — Сейчас воевать будем.

Автоматчик не спеша прикрыл свое барахлишко пустым, мятым вещмешком и ответил, по-прежнему не поднимая головы:

— Сей момент соберусь, товарищ танковый командир…

Его руки — непомерно большие, тяжелые, корявые — противоречили его словам. Они не только не поторопились действовать «сей момент», но, напротив, почти совсем замерли, лишь осторожно расправляя складки вещмешка. Автоматчик ждал, когда отойдет от него танковый командир. Но Андриевского сердила эта глупая скрытность, эта несолдатская домовитость, и он не отходил и не спускал глаз с вещмешка.

Наконец правая рука автоматчика нерешительно взяла что-то из-под чехла и начала вслепую засовывать это «что-то» в глубину котомки. Старик старался, чтобы Борис не мог разглядеть его вещей, но Андриевский видел и куски хлеба, и свертки, и холщовые мешочки, сшитые черными нитками.

Неожиданно один такой мешочек развязался. Из него на зеленую танковую броню посыпались одинаковые молочно-белые костяшки с круглыми дырами посредине. Они были чистыми и сухими.

В первый момент Андриевский не разобрал, что это такое, и протянул руку, чтобы взять одну костяшку. Но тут же он узнал в них отдельные косточки позвоночника…

— Это еще что такое? — спросил он, понизив голос.

— Игрушки это, — сказал солдат тихо, собирая позвонки назад в мешочек.

— Ты это где же взял? — еще тише спросил Борис. Он уже представлял себе такую жуткую картину, что даже вздрогнул от отвращения.

— В супу иной раз попадается такой мосол, я и возьму, — сказал нехотя автоматчик.

— Значит, это коровий? — спросил, все еще не веря в это, Андриевский.

— Знамо, коровий. А то, может, и от быка попадется…

— Зачем ты их берешь?

— Говорю: игрушки. Детям играть. В нашей местности… Война в свой конец входит. Надо в свою местность гостинец везти…

— Гостинец! — воскликнул Борис. — Разве такой гостинец люди с войны везут! Ты что, контуженый?

Ему вдруг вспомнился убитый немец, который утром лежал возле грязной гусеницы.

— Зачем контуженый?! — обиженно сказал солдат. — Раненый был. Это действительно… А контуженым не привелось…

Он теперь торопливо, уже не заботясь об аккуратности, совал свои пожитки в вещмешок.

— Ты на каком свете живешь? — спросил Андриевский.

— Покамест на этом свете…

— Тридцать лет Советской власти скоро, а ты как с луны свалился…

Солдат промолчал.

Послышался орудийный выстрел.

Посланная в разведку «тридцатьчетверка» открыла огонь. Медленное, направленное движение на шоссе сразу сломалось, стало бешено-хаотичным, оттуда начали судорожно стрелять.

Возле оставшихся у аэродрома танков тоже закрутилась быстрая суматоха. Танкисты прыгали в люки, автоматчики разбегались по машинам. Заревели моторы…

К Андриевскому подбежал молодой автоматчик в квадратной ушанке и, зацепив его локтем, ловко впрыгнул на броню. Старик поспешно и старательно завязывал свой вещмешок.

— Значит, так, — сказал Андриевский. — Ты, папаша, перейди на другую машину.

Тот впервые поднял на него свои голубые безразличные глаза.

— А пошто? — спросил он.

— Ты в армии или на гражданке, в своей местности? — сердито сказал Андриевский. — Выполняйте приказание…

Старик начал влезать руками в лямки вещмешка.

Одна «тридцатьчетверка» уже тронулась с места, другая поворачивала башню.

— Он на другом танке боится! — весело крикнул молодой автоматчик. Ему, видно, было приятно, что он этими словами как бы отделял себя от старика и тем самым становился ближе к танкисту.

Андриевский молча вскочил на крыло.

— Он располагает, что на командирском танке взади всех идти будет, — совсем уж весело сказал молодой десантник, как бы приглашая Андриевского посмеяться над такой глупостью. Потом он добавил: — Старики. Зачем их в десант берут? Сидели бы в пехоте на печке.

Борис быстро посмотрел на него. Красивый парнишка. Совсем сопляк. И у этого сопляка оказались такие же мысли, которые Борис считал только своими и по поводу которых даже спорил иногда с Ларкиным. Значит, он чем-то похож на этого сопляка…

Схватившись руками за холодный край башни, Андриевский подтянулся на них, перенес ноги через край и опустил их на сиденье. Как только его ноги появились в танке, Ткаченко мягко включил скорость. Машина легко дернулась и пошла.

— Правильно, солдат, — крикнул Андриевский старику, который успел накрепко вцепиться в скобу. — Со мной не пропадешь…