Владимир Соколов - Родиной призванные

Знакомая дорога. Деревья сверкают яркими красками, отливают золотом. В садах рдеют кисти рябин. Шоссе забито отступающими частями. «Опель» сворачивает на обочину. Вернер все еще верит, что вернется на эту землю.

В Рославле он хотел пообедать. В столовых сутолока. Едят стоя. Он сел в машину и поехал к тюрьме. Слава богу, Черный Глаз обо всем позаботился. Вернер с удовольствием съел бутерброды, запил их пивом.

— Сколько заключенных в камерах тюрьмы? — обратился он к агенту.

— Более семисот.

— Капитан, вы забыли закон немецкой точности. «Более», «менее» — это не ответ. Назовите точные данные.

— Пожалуйста, семьсот шестнадцать. Из десятой камеры бежало восемь. Шесть из них убиты охраной…

— Где же двое? — Рот Вернера оскалился, глаза неприятно похолодели.

— Во время побега прилетел советский самолет и стал бомбить район тюрьмы. Преступники воспользовались замешательством охраны.

— Значит, остались свидетели? Как вы могли допустить? — набросился Вернер. — Это черт знает что! Почему не преследовали бежавших?

— Они как в воду канули. Побег совершен шестнадцатого. Третий день ищем: опытных агентов направили, лучшие собаки с ними. Результатов пока нет.

— Оба бежавших должны быть найдены. Поймать и казнить. Ясно?

— Ясно! Поймать и казнить, — вяло повторил агент.

— Слушайте дальше. Я улетаю рано утром двадцать второго. Авиагородок мы предадим огню. Сожжем и дома жителей. Для этого все подготовлено.

— Так мы сюда не вернемся?! — невесело воскликнул Черный Глаз.

— Я не могу сказать «нет», не скажу и «да». Вы, Миллер, не должны задавать мне подобных вопросов. Фронт приближается. Мы вынуждены отступать. Вы уходите из Рославля двадцать третьего сентября в восемь ноль-ноль. Перед этим оцепите тюрьму автоматчиками и собаками. Тюрьма, видимо, загорится. Не вздумайте допустить пожарных. Ясно? — спросил он.

— Да, господин оберштурмфюрер! — упавшим голосом ответил Черный Глаз.

— Поедете на Кричев. Встреча в Гомеле. Там получите план дальнейших действий. Да, вот еще что: о пожаре в тюрьме я ничего не знаю, понятно?

— Слушаюсь! Все понятно! — вытянулся Черный Глаз.

Вдалеке грохотал фронт. Ветер доносил запахи гари. Сирена возвестила воздушную тревогу. Бомбили железнодорожную станцию. Стены тюрьмы дрожали. Вернер прошелся по коридору, остановился у одной из камер. Оттуда кричали:

— За что мучаете, гады? Смерть вам!

Часовой в глазок вставил ствол автомата и нажал курок. Вернер заглянул в освободившийся глазок. На полу корчились, ползали раненые. На одежде, на стенах — кровь. Люди продолжали кричать. Из этой камеры крики понеслись в другую, третью, и через несколько минут ревела вся тюрьма. Из ее окон вырывались проклятия:

— Смерть фашистам!

Охранники кидались во все стороны, стреляли, но тюрьма продолжала сражаться.

— И вы, как старые гусаки, не знаете, что делать? Ослы! — У Вернера перехватило в горле. Надсаживая голос, он сипел: — Заткните пасти этим скотам. Скрутите руки колючей проволокой. Гипса им в пасти, гипса. — Он наклонился к Черному Глазу и что-то шепнул.

— Будьте спокойны, — ответил Черный Глаз, — все произойдет само собой.

22 сентября на рассвете с Сещенского аэродрома понеслись на запад последние «хейнкели». На одном из них улетели Дюда и Вернер, так горячо мечтавшие стать помещиками земли дубровской.

А в Рославльской тюрьме фашисты все еще пытали советских патриотов. Ничего не добившись, решили привести в исполнение злодейский приказ Вернера, тот самый, который он передал Черному Глазу.

Еще ночью палачи собрали наиболее сильных мужчин и женщин в одну большую камеру, скрутили им руки колючей проволокой, залепили рты гипсом, солдаты с овчарками оцепили тюрьму. А утром прогремели взрывы. Ослепительное пламя взметнулось к небу. Тюрьма превратилась в огромный костер.

Вдруг на крыше тюрьмы появился человек. Черный Глаз вздрогнул. Его лицо побледнело. Он узнал Мишку Поворова. Весь опаленный, дымящийся, Мишка кричал:

— Смерть фашистам!.. Смерть гадам!

Треснула короткая автоматная очередь…

…А солнце уже высоко поднялось над многострадальной рославльской землей. В небе галдели грачи.

По шоссе Рославль — Кричев двигались отступающие немецко-фашистские войска.

Миллер (Черный Глаз) собрал охранников возле тюрьмы и произнес перед ними очень сдержанную, но воодушевленную речь как раз в то самое время, когда тюремщики только и думали о том, как бы поджать свои кровавые хвосты и поскорее драпануть на запад. Миллер взял с собой троих автоматчиков, остальным сказал, что сегодня или завтра наступление красных будет остановлено. Он должен был как-то проявить свою власть и авторитет.