Тихомир Ачимович - Космаец

Ветер развевал белый флаг, поднятый на высоком шесте у распахнутой калитки, закрывавшей раньше проход в колючей проволоке. На земле лежал голландский карабин, рядом с ним валялись полотняные обоймы и пояс со штыком.

— Будьте осторожны, нет ли тут ловушки, — вырвавшись к калитке, предупредил товарищей Звонара и стоя дал короткую очередь поверх деревьев.

Из землянки, расположенной ближе к дороге, вышел недичевец без ремня, в расстегнутой куртке, словно хотел показать — вот, отдаю вам свою раскрытую душу. В окошечки, расположенные на уровне земли, выглядывали испуганные лица.

— Руки вверх! — приказал Звонара и направил пулемет на недичевца.

— Здесь все свои, — ответил недичевец» и на всякий случай поднял руки вверх. — Мы не стреляли…

— Кто ты такой? — спросил его комиссар, подходя поближе.

— Мы теперь никто.

— Как это никто?

— Раньше мы были солдаты Недича, а сейчас сдаемся и, если вы не примете нас в свои ряды, будем пленными, — ответил недичевец без особого страха. — Вчера к нам прибыли парни из Валева, рассказывали, что вы пленных не расстреливаете, даже к себе берете, и мы решили сдаться. Два офицера у нас сбежали, а троих мы арестовали… двух на́редников [49] На́редник — сержант. … тоже. Мы охраняли аэродром и не вступали в бои с партизанами. — Недичевца бросало в жар от напряженного молчания партизан. Он не знал, что делать, говорить дальше или замолчать. — Оружие и боеприпасы сдаем… Я из крестьян, меня, как и всех, заставили, а теперь поступайте, как знаете, а я бы пошел воевать вместе с вами.

Подошли несколько партизан. Они рассматривали недичевца с откровенным любопытством. Подошел и Космаец с третьим взводом, который уже успел обыскать немецкие казармы. И сейчас за взводом поскрипывало несколько тяжелых телег, нагруженных офицерскими чемоданами, солдатскими ранцами и ящиками с имуществом.

— Ну, что вы столпились около этой падали, — подъезжая на коне, крикнул Космаец. — Гоните его отсюда. Он врет, а вы и уши развесили. Спросите его, может, он коммунист?

Партизаны засмеялись.

— Товарищ, я не коммунист…

— Марш отсюда, проходимец, какой я тебе товарищ, — оборвал его Космаец и подошел к Стеве: — Меня требуют в штаб. Рота получила приказ собраться на аэродроме, отдохнем немного, а потом будем готовить посадочную площадку для приема русских самолетов.

— Прилетают русские самолеты?

— Да. Может быть, сегодня, но не позднее, чем завтра.

— Хорошо, только надо еще разоружить этих негодяев, — заторопился комиссар Стева и, едва дождавшись ухода Космайца, направился к землянкам.

Их было больше десятка, они стояли тесно одна к другой. По команде открылись двери, и во двор выбежали, будто псы, сорвавшиеся с цепи, солдаты в зеленых мундирах, без ремней, многие без фуражек. Тот, что первым встретил партизан, стоял перед землянками и указывал, как построиться. Звонара с легким пулеметом на груди, в длинной немецкой шинели шел вдоль строя и пересчитывал пленных, тыкая в грудь каждому пальцем, на котором были видны мозоли от гашетки пулемета.

— Сто двадцать два, — выкрикнул Звонара, дойдя до конца строя.

— Еще есть офицеры и сержанты, которых мы арестовали, они отдельно сидят, — объяснил первый недичевец.

— Товарищ Звонара, возьми свое отделение, отведи их в штаб батальона и сразу же возвращайся, — приказал комиссар. — Мы будем на аэродроме.

— Офицеров и сержантов не забудьте, товарищи, — крикнул недичевец и, выйдя из строя, подбежал к комиссару: — Прошу вас, оставьте меня, я хочу с вами, я хочу бороться за…

— Хватит кричать, тебе лучше со своими, — ответил ему комиссар и повернул коня к аэродрому.

Пленных вывели на улицу и повели к центру города, а рота построилась в колонну по одному, миновала замолкшие немецкие дзоты на берегу реки, перешла мостик, вышла на открытое поле аэродрома, где, как настоящая широкая река, тянулась взлетная дорожка. По грязным улицам из города выходили колонны бойцов и неторопливо направлялись на север. Где-то вдалеке раздавались редкие винтовочные выстрелы, иногда тявкал пулемет.

В Шумадию вместе с партизанами вступила холодная дождливая осень. Леса и сады пожелтели раньше обычного, осиротели деревья, и только на лугах вдоль рек еще зеленела трава, а на нивах чернела вспаханная земля. После нескольких пасмурных дней из-за гор выглянуло солнце. Его мягкие лучи пробились сквозь голубой туман, окутавший долину, засверкали в крупных каплях обильной росы. Ветер запел веселее в еще не опавшей листве кустарников.