В своем дерзком психологическом расчете Григорий не ошибся. Артиллерийская стрельба сзади сразу же прекратилась. Вовремя и правильно оценил ситуацию, в которую попали разведчики, и начальник штаба полка: теперь снаряды со свистом проносились над их головами уже со своей стороны и рвались сзади. Они, казалось, ложились совсем близко, почти за крупами лошадей. «Вовремя! Вовремя!.. — пульсировала в голове Григория радостная мысль. — Они наверняка приняли нас за своих. Полковника при освещении двумя ракетами можно различить за два километра. А начальник штаба среагировал вовремя и точно…»
Теперь оставалось миновать самый опасный участок — передовую. Еще вчера разведчики полка после непрерывного трехсуточного наблюдения за передним краем противника доложили начальнику штаба, что в двухстах метрах от дороги, правее ее, сразу же на опушке рощи, на взгорке, почти у нейтральной полосы, находится блиндаж боевого охранения противника. Судя по тому, как рано утром к блиндажу из рощи два человека в маскхалатах, передвигаясь по-пластунски, подвозили на санках два бачка с горячей пищей, нетрудно было заключить, что численность боевого охранения противника составляла не меньше чем стрелковый взвод.
Казаринов в расчетах не ошибся. Одна за одной впереди слева взвились в воздух три осветительные ракеты.
— Будем спешиваться, товарищ лейтенант? Или рванем что есть духу? — стараясь не показать, что ему страшно, деланно спокойно спросил Вакуленко.
— Остановить лошадей! — С каждой секундой нарастания опасности голос Григория звучал все жестче. Он знал, что отрезок дороги, на котором они остановили разгоряченных лошадей, хорошо просматривается корректировщиком артогня с колокольни. И поэтому, как условились с начальником штаба, Казаринов выпустил снова красную и зеленую ракеты — теперь уже в направлении блиндажа боевого охранения противника, откуда только что взвились еще не успевшие догореть осветительные ракеты.
Пулеметная очередь, неожиданно просвистевшая над головами всадников, заставила Казаринова принять новое решение.
— Полковник, дайте пулеметчику команду прекратить огонь! Да так, чтоб поняли вас!..
Полковник, сведя рупором ладони, поднесенные ко рту, что есть мочи на французском языке прокричал в сторону блиндажа:
— Прекратить огонь! — Вскинутая рука полковника застыла в воздухе. Пулеметный огонь со стороны блиндажа на пригорке прекратился.
Первые два разрыва снарядов, легших метрах в пятидесяти от дороги, испугали лошадей, и они метнулись на обочину. Следующие снаряды ложились все дальше и дальше от дороги. Огневые всплески разрывов, учащаясь, приближались к блиндажу боевого охранения легиона, откуда только что была послана в сторону всадников пулеметная очередь.
Дождавшись, когда погаснут осветительные ракеты, Казаринов через сугроб вывел своего взмыленного скакуна на дорогу.
Есть что-то непостижимое в характере русского человека. При смертельной опасности в душе его могут вспыхнуть такие вихри буйной удали и отваги, какие в минуты спокойного течения жизни просто невозможны. Вряд ли когда-нибудь потом, если он выйдет живым из этой огневой крутоверти, Григорий объяснит себе, почему именно в минуту, когда жизнь его висела на волоске, в памяти его ожили слова песни, которую пел когда-то надрывным голосом захмелевший безногий инвалид гражданской войны, уронив голову на мехи старенькой гармони:
Мы ушли от проклятой погони,
Перестань, моя детка, рыдать…
Нас не выдали черные кони,
Вороных им теперь не догнать…
Григорий осмотрелся по сторонам и, пуская коня в галоп, громко, как вызов неизвестно кому, бросил в пространство:
Нас не выдали черные пони,
Вороных им теперь не догнать!..
Первым скакал Григорий. Следом за ним — полковник. Теперь он был спокоен за пленного: дорога назад для него означала верную дорогу к смерти, а дорога к жизни вела через нейтральную линию — к врагу.
Несколько раз, пока не въехали в лесок, Казаринов резко оборачивался назад и видел, как огневой заградительный вал, перерезавший дорогу, уже почти слился в одну сплошную багрово-желтую полосу, взвихриваясь у блиндажа боевого охранения французов. «Чистая работа наших артиллеристов!..» — с радостью отметил Григорий, а когда увидел, как впереди, метрах в трехстах, взвилась красная ракета, которая, как условились с начальником штаба перед выходом за «языком», означала, что перед ними нейтральная полоса, хрипло скомандовал:
Читать дальше