Павел Васильев - Повести

Развлекала всех суетная, крикливая баба в потертой плюшевой жакетке-«пальтушке» и немецких линялых галифе под длинной юбкой, которую она все время поднимала, чтобы еще раз достать и проверить квитанции. Баба получила зерно самой первой, сложила мешки на пригорке перед сараем и теперь вот ждала какого-то Филимоныча, который еще вчера должен был приехать с подводой и все не появлялся. Баба металась на дороге, пробегала вперед, оглядывалась, боясь, чтобы не стащили что-нибудь, и без умолку, громко, на чем свет стоит честила беднягу Филимоныча.

— А может быть, он уже умер, — говорили из очереди.

— Что ему будет! — еще больше раздражалась и свирепела баба. — У, идол, бороду тебе выдеру! — И грозила кулаком в ту сторону, откуда должен был приехать Филимоныч.

— Выдери, выдери, а мы его подержим! — развлекались мальчишки.

Очередь продвигалась слишком медленно, казалось, и конца ей не будет. Василий несколько раз подходил к дверям и нетерпеливо заглядывал в темное нутро сарая. Кладовщик, заложив за ухо химический карандаш, спокойно похаживал там возле весов. Василию не стоялось на одном месте, и он решил прогуляться по селу. Его сразу же догнали две девки из той же очереди.

— Товарищ, вы куда идете, далеко? — окликнули они Василия. — Если же пить, то и мы с вами, возьмите нас в свою компанию.

— Нет, я просто так.

— Можно и мы с вами прогуляемся? Сейчас такая хорошая погода! Просто не верится, что такая погода после дождя. А вы всегда такой серьезный?

— Нет, не всегда.

— А почему сейчас такой? Или не нравится компания? Очень вы строгий, себя серьезно ведете, даже не знаешь, как с вами и говорить.

— Я вас оставлю ненадолго вдвоем, вы пройдитесь, а я сейчас вас догоню, — сказала одна девка.

— Куда ты, Нюрк? — деланно испугалась вторая.

— Сейчас!

— Вот еще!

Но Нюра уже убежала. Девка шла рядом с Василием, потупив глаза, ровненькая, чинная, чинно же, аккуратно ступая.

— Вы из какой деревни? — спросила она Василия певуче. — У нас никого парней нет, но очень веселая гулянка. Говорят, что больше нигде такой нет. Приходите к нам.

— Да я женат, — сказал Василий.

— А-а… Поэтому вы такой строгий. Сейчас многие не смотрят, женат, не женат. Парней не стало. У нас на гулянке соберутся одни девки, как стадо овец топчутся. Горланят частушки, а погулять не с кем. А погулять кому не хочется, так молодость и проходит, как из высокой трубы дым! А если кто появился у нас, так праздник сразу. Вон Нюша идет, я к ней пойду. Извините.

Возвратясь, Василий опять нетерпеливо топтался возле дверей. Кладовщик, очевидно, приметил Василия, позвал его:

— Ты тоже за хлебом?

— Да.

— А как же ты понесешь?

— Да уж как-нибудь.

— Покурить есть?

— Есть.

— Ну, заверни. Давай квитанцию да мешки. Сколько тебе?

Очередь зароптала:

— А почему ему? Почему отпускаешь?

— Он инвалид.

— А у нас тоже инвалиды. Что, у нас нет?! Наш безногий, прийти не может. Не пускайте его, не пускайте!

Василий никогда бы не решился получить вне очереди, но сегодня…

Зерно рассыпали в мешки, потерли в ладонях, понюхали, не слежалось ли, попробовали на зуб, завязали мешки, расправили полотенца, которые были пришиты вместо лямок, чтобы не намяло плечи, — и впряглись.

Сразу же за селом, за крутой горой в низине, повстречался им горбатенький старикашка. Он стоял, опираясь на здоровенный обшарпанный дрын, сдвинув на затылок шапку, седые волосы прилипли к потному лбу.

А перед дедом, запряженное в двухколесную телегу — «рогулю», дремотно опустив большущую голову, стояло невиданное в здешних местах, похожее на теленка животное, с тонкими телячьими ногами и телячьим хвостом, натопорщив удивительно длинные кульки — уши.

— Дед, не ты ли будешь Филимоныч?

— А что? — откликнулся старик.

— Там тебя ваша тетка ждет.

— Подождет! Вот, Ирода добиваю! Ирод! — позвал дед.

Животное покосилось на него грустным карим глазом.

— Понимает! Упрямится, а все понимает! С ночи колом дублю, рук не чувствую, а он — ни с места. Но я его заставлю!

— Откуда у вас такое? Кто это? Конь?

— Ишак! Из тыла прислали. Кому корову выдали, кому козу, а нам этот достался. Хуже фашиста! Но я его вышколю!

Дед поплевал на руки и поудобнее взялся за размочаленный дрын.

— Господи благослови!

Они шли и еще долго посмеивались, вспоминая и шумную бабу, и старика.

Ведь еще только начинался их путь, все было впереди.

Может быть, потому, что лямка у мешка была узкой и твердой, или потому, что Василий нес только на одном плече, он до крови стер на нем кожу. Василий подкладывал под лямку пилотку, скрученные пучки сена, но это не помогало.