Леон Юрис - Боевой клич

— Парад! Равняйсь! Смир-рно!

И началась церемония награждения отличившихся в боях на Гвадалканале.

— Подполковник Сэмуэль Хаксли...

— Фельдшер Педро Рохас...

— Рядовой Константин Звонски, посмертно...

— Полк! Равняйсь! Смир-рно! К церемониальному маршу! Управление полка прямо! Остальные напра-во!

После парада мы вернулись в палатки.

— Пошли, ребята, поздравим Педро, — предложил Сияющий Маяк.

— Пошли, — согласился Энди.

— С каких это дел мы будем его поздравлять? — недовольно спросил Непоседа.

— Он заслужил свою медаль.

— Ну конечно, наградили офицеров и костоправа.

— Что ты кипятишься?

— А почему нет? Чертов мексиканец заслужил медаль не больше, чем Эрдэ. Почему его наградили, а Эрдэ нет?

— Если они будут награждать всех, кто заслужил, то просто медалей не хватит.

— А Рэд Кэссиди? Ему не полагается медаль?

Эрдэ, молча сидевший на койке, поднялся.

— Пошли, Непоседа.

— Куда?

— Хочу поздравить Педро и поставить ему пива.

Едва улеглось первое радостное волнение, вызванное нашим возвращением обратно в Новую Зеландию, как начали сказываться последствия недель, проведенных в болотах и джунглях Гвадалканала. Чуть ли не каждую ночь меня будили:

— Мак, у испанца жар...

— Мак, индеец в бреду...

— Мак, Эрдэ заболел...

— Мак, с Дэнни беда. Бредит и орет, что не хочет стрелять кроликов.

Ночи бреда и кошмаров, жар и озноб, бледные, изможденные, давно небритые, лица, покрытые испариной. Малярия жестоко терзала всю вторую дивизию. Меня самого схватывало раз десять. Разумеется, в каждом полку существовал небольшой госпиталь, но все было переполнено. Дивизионный госпиталь принимал только самых тяжелых больных. Некоторых удавалось отправлять в большой госпиталь на военно-морской базе, но и там не хватало мест, поэтому в каждом батальоне устроили большую палатку для больных. И в этих палатках, переполненных метающимися в бреду мальчишками, познавалось, что значит слово «друг». Те, кого не зацепила малярия или кто начинал выздоравливать, возились с больными, как с детьми. Мыли, кормили, ухаживали. Мы относились друг к другу с такой любовью, окружали своих боевых друзей такой заботой, на какие не способна ни одна женщина. Сколько ночей я валялся на койке, трясясь от лихорадки, и всегда у моего изголовья сидел Элкью, Дэнни или Эрдэ, которые пытались покормить меня или влить в рот несколько глотков фруктового сока:

— Ну давай же, старый морской пердун, открой свою пасть или я залью тебе сок через задницу.

Они меняли холодные салфетки у меня на лбу, когда жар возвращался. Они укутывали меня одеялами, когда меня знобило. И я делал для них то же самое, когда малярия снова сбивала с ног тех, кто, казалось, уже выздоровел. Время от времени в палатке появлялся Педро или кто-нибудь из санитаров. Они делали все, что могли, чтобы облегчить наши страдания, хотя сами валились с ног от болезни и усталости.

Хинин в таблетках закончился, и нам пришлось принимать его в растворе. Жуткое пойло. Иногда казалось, что легче сдохнуть, чем пить эту дьявольскую микстуру.

День за днем, неделю за неделей малярия кружила над палатками второй дивизии, сбивала с ног сотни и тысячи парней, но всем страданиям когда-то приходит конец, и мы постепенно выздоравливали. Выздоравливали для того, чтобы снова стать в строй.

Поскольку наша штабная рота по численности меньше, чем линейные роты, то в столовой нам требовалась всего половина помещения. Это и подсказало Элкью просто гениальную идею: перегородить столовую пополам и сделать в ней нечто вроде собственного ротного клуба. Идею с восторгом поддержала вся рота и, не дожидаясь официального разрешения, принялась за дело.

Прежде всего мы отправили в рейд по лагерю и его окрестностям несколько групп, которые подбирали или просто воровали все, что могло пригодиться для клуба. Руководил операцией, конечно же, испанец Джо. Он за целую милю мог унюхать плохо лежащие гвозди и стройматериалы. Впрочем, даже если они были под охраной, то все равно попадали к нам. В этом деле испанцу нет равных. Результатом его умелых действий стала деревянная стена, разделившая столовую на две части. Потом он где-то «позаимствовал» печку-буржуйку и раздобыл доски, из которых мы сделали теннисный стол, десятка два стульев и полдюжины столов.

Френч, вначале косо смотревший на наше мародерство, вскоре махнул рукой и молчаливо благословил затею.