Макс Поляновский - Дважды Татьяна

Откуда он появился в числе Таниных знакомых, этот облаченный в гитлеровскую форму чех?

Осмотрительная во всем, что касалось новых знакомств, Таня побывала однажды на офицерском балу. Оккупанты открыли в Минске клуб под названием «Зольдатенхаус», что в переводе означает «Дом солдата».

Здесь устраивались балы, именуемые «вечерами славянского содружества», — своего рода подачка солдатам неарийского происхождения. Чтобы создать видимость содружества, на балы эти посылали с десяток офицеров-немцев невысокого ранга.

На один из таких балов и проникла Таня.

От этого вечера она ожидала многого. В непринужденной болтовне с офицерами, из случайных реплик она могла узнать точнее число частей местного гарнизона, да и мало ли какие секретные сведения вообще раскрываются в подобных случаях.

На Тане было изящное строгое платье — Тереза Францевна немало потрудилась, перешивая его для девушки. Когда-то в молодости она очень любила этот сочный васильковый цвет, а потом платье так и залежалось в одном из ящиков комода.

Из Золушки Таня превратилась на один вечер в принцессу. Приветливая, оживленная, она перебрасывалась шутками то с одним, то с другим офицером, и вместе с тем было в ней что-то вызывавшее невольную почтительность.

От взора ее не укрылось, что офицеры-немцы держались заносчиво и старались не слишком общаться со своими славянскими коллегами. Иные из них привели с собой сомнительных девчонок, грубо и наивно пытавшихся замаскировать нищету своих нарядов модными прическами под германских киноактрис.

Играл военный духовой оркестр. Начались танцы.

Но даже в мелодиях вальса или фокстрота чудились Тане чеканные звуки немецких маршей, топот тяжелых сапог, лязг танков, свист пуль. Как бы для того, чтобы впечатление это усиливалось, в перерывах между танцами чей-нибудь пронзительный голос выкрикивал: «За победу третьего рейха!», «За братство, хайль!»

Видимо, и это входило в программу спектакля дружбы и солидарности. А солидарность была остро необходима оккупантам: дела на фронте пошатнулись. Москва, Ленинград, Сталинград — имя каждого из этих городов было связано с провалом очередного, выношенного заранее и продуманного, казалось бы, до мелочей плана фашистов. Давно уже геббельсовская пропаганда объявила о «начисто уничтоженной» советской авиации, а воздушные налеты и взрывы продолжались. Было над чем призадуматься оккупантам. Было ради чего кричать: «За наше братство… Хайль!»

Однако новоявленные братья веселились без особого энтузиазма.

Еще в вестибюле Таня заметила молоденького лейтенанта, который внимательно на ее посматривал. Кто он? Девушку тревожил этот изучающий взгляд: «А ведь я его видела… Где? Когда?»

Таня подошла к киоску с цветами. Как она и ожидала, рядом с ней вскоре оказался молодой офицер.

— Какая прелесть! — сказала Таня, любуясь пышными алыми гвоздиками.

Чех поклонился и, коверкая русские слова, попросил принять от него в подарок небольшой букетик. Таня пыталась спорить, но цветы уже были у нее в руках, любезно врученные расторопной продавщицей.

Таня поблагодарила, прижала букетик к лицу и уже по-немецки спросила:

— Вы — чех?

— Наполовину. Мать — чешка, отец — итальянец.

— Вы говорите по-немецки?

— О, да! Я — переводчик. Хорошо знаю немецкий, итальянский, чешский. Немного — русский.

— Вы — доброволец?

— Это не имеет значения, — уклончиво ответил чех по-немецки. — Здесь, по-моему, невесело, фрейлейн… Здесь веселятся только немцы.

В ответ Таня громко отчеканила:

— Я приветствую германский дух во всем. Это непобедимая сила. Фюрера нам послал сам бог!

Стоявший спиной к Тане немец в форме войск СД не замедлил обернуться к ней и гаркнул:

— Хайль Гитлер!

— Хайль, — ответила Таня.

Чех слегка поклонился капитану. Едва тот отошел в сторону, он шепнул Тане:

— Уйдемте отсюда…

— Что вы, я хочу танцевать, — возразила Таня. Ей нужно было разглядеть получше погоны и знаки отличия у офицеров, уточнить и запомнить, из каких они частей.

— Что ж, танцевать я тоже люблю, — задорно отозвался чех. — Тем более, мне еще не выпадало счастья танцевать с Золушкой, вырвавшейся на бал…

Они кружились в танце, а Таня, стараясь охватить взглядом весь зал и побольше запомнить, мысленно то и дело возвращалась к словам своего партнера. Он улыбался безмятежно и приветливо. Заговорил негромко:

— Не удивляйтесь, фрейлейн. Меня с детства считали большим фантазером. Я был обидчивый мальчик и нередко мечтал, как сумею проучить своих врагов. Иногда воображал себя грозным пиратом или бросался на поиски клада. Говорят, это с возрастом иногда не проходит. Сейчас мне пришла фантазия, что вы — Золушка и умеете удивительно меняться… Простите, я даже не представился. Юзеф Басти.