Макс Поляновский - Дважды Татьяна

Она уже привыкла к манере Юзефа облекать порой в форму шутки вещи самые серьезные. И слушала его очень внимательно, когда он во время очередной прогулки сообщил, что приятель его тоже всегда был большим фантазером. Наверно, их и сдружила эта вот общая склонность фантазировать. Вот и недавно они сочинили вместе прелюбопытнейший план…

Таня остановилась. У нее буквально дух захватило.

— Забавно, не правда ли? — сказал Юзеф и заговорил уже серьезно: Мне кажется, Таня, вы тоже не любите фашистов. Да и за что вам любить их? Может быть, вы даже принадлежите к тем, кого ваши люди называют «народные мстители»?

— О, если так, лейтенант Басти, вам по долгу службы положено сообщить о своих подозрениях властям. Вы же получите поощрение или даже награду за меня.

— Не оскорбляйте меня, Татьяна. Я уже достаточно оскорблен. — Басти указал на свой мундир. — Я понимаю, вы мне не верите. Это ваше право. Но все же я хочу повторить: обдумайте наш план…

Чтобы понять, каким образом оказалась Таня на офицерском балу в клубе, придется рассказать еще об одном ее знакомстве.

Собственно говоря, его можно было считать довольно давним.

Чтобы ознакомиться с городом, новыми порядками, а главное — поближе и получше узнать расположение воинских частей, штабов, складов, Таня, особенно в первые месяцы, целыми днями бродила по Минску. Случалось, заглядывала в какой-нибудь дом, спрашивала, не найдется ли работы.

Однажды, сильно утомившись, девушка присела на скамью в скверике напротив здания, где до войны размещался Совет Министров Белоруссии. Теперь тут был какой-то немецкий штаб.

Одно из окон цокольного этажа распахнулось. В окне показался офицер. Он расположился на подоконнике, носовым платком стряхнул пыль, развернул большой пакет, извлек из него курицу, белый хлеб, огурцы, бутылку пива. Он открыл бутылку о подоконник и приступил к трапезе.

В это время на скамью рядом с Таней присела утомленная, бедно одетая женщина с двумя малышами. Маленького она держала на руках, а старшая девочка голодными глазенками уставилась на офицера.

Как смачно он жевал курицу и хлеб, запивая пивом прямо из бутылки! Вот он исчез на мгновение, потом показался с консервной банкой в руке, начал открывать банку перочинным ножом.

Девочка подошла к окну. Мать окликнула ее, но взор голодного ребенка был прикован к разложенной на подоконнике еде.

Офицер засмеялся, швырнул к ногам девочки ломоть хлеба. Мать вскочила со скамьи, пыталась отнять у девочки хлеб, вернуть его обратно «благодетелю». Малышка торопливо жевала, плача во весь голос.

— Цыц! — рявкнул офицер.

Мать схватила ребенка за руку и в исступлении поволокла прочь от штаба.

— Негодяй! Подумал бы лучше, чей хлеб он жрет. Швырнул ребенку, как собаке… Задушила бы его!

Эти гневные слова тихо, но отчетливо произнесла присевшая рядом с Таней женщина, разительно непохожая на первую. Холеная, элегантно и добротно одетая, она, казалось, не имела причин быть недовольной жизнью. Кто она? Уж не провокатор ли?

Таня сделала вид, что не слышит. Притворно зевнула, поднялась со скамьи.

— Здесь сидеть ферботен… Запрещается. Ваши документы.

К ним незаметно подошли патрульные.

Нарядная женщина уверенно достала из сумочки аусвайс. Таня тоже приготовила свой паспорт. Старший патрульный с вежливым поклоном вернул женщине документ, с Таней же он заговорил совсем иначе:

— Это не те документы. Нужен аусвайс.

Таня улыбнулась, ответила по-немецки:

— Меня приняли на работу в столовую. Аусвайс выдадут завтра.

— Аусвайс нет? Идемте с нами. Вы наблюдали за штабом, так?

— Мы только что присели с ней, господин ефрейтор, — вмешалась нарядная женщина. — Да, эту девушку взяли на работу в столовую. Я подтверждаю: завтра она получит аусвайс. Надеюсь, мне вы можете поверить, господа.

Когда патрульные отошли, женщина сказала Тане:

— Я ни о чем вас не спрашиваю… Меня зовут Августа Робертовна. Я выдам вам аусвайс. Ровно в четыре часа завтра приходите в главную комендатуру. Спросите фрау Зонбаум.

Ровно в четыре часа следующего дня Августа Робертовна, вписав в аусвайс имя и фамилию Тани, вручила ей аусвайс. Рабочий день в комендатуре окончился, они остались одни.

— Спасибо, фрау, — сказала Таня.

— Повторяю, я ни о чем вас не спрашиваю. Ваши строгие глаза сказали мне все. Мы одинаково оценили эпизод с куском хлеба. Кстати, я не немка. Но у них есть основание мне доверять, а у меня — люто их ненавидеть… Приходите ко мне, если понадобится. Всегда рассчитывайте на мою помощь, Таня Климантович. Кстати, позвольте мне дать вам несколько советов…