Владимир Карпов - Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания]

Минуло несколько дней напрасного ожидания. Но когда начало уже казаться — нужны какие-то срочные меры, — Похлебаев через связную, кассиршу частной часовой мастерской, передал: приказ выполнен, в девять утра Марию будут ждать у входа в парк Горького.

От Елены Мазаник у Марии осталось двойственное впечатление. Кокетливое платье, чужая прическа со старательно уложенными буклями, золотой медальон на шее. Вместе с этим еще молодое, приятное, грустное лицо, усталые, неспокойные руки. Чувствовалось: она обдумала свою тактику — решила вести себя неопределенно, так, чтобы потом выйти сухой из воды.

— Вы имеете ко мне конкретное предложение? — спросила она, когда Похлебаев с сестрой ушли.

— Да. Я предлагаю вам уничтожить рейхскомиссара, — просто сказала Мария. — Покарать его за кровь людей и преступления против человечности.

— Вы серьезно?

— Совершенно. Правда, это в случае, если вы имеете намерение остаться честной.

— Ну, моя честь пусть вас не беспокоит, — надулась собеседница. — Вас кто-нибудь уполномочил говорить со мной?

Она перепроверяла Похлебаева! И это тогда, когда сама, как передавали, стремилась искать подпольщиков. С чего бы это? Понимает: она может ошибиться только раз? А возможно, привередничает, выбирает, присматривается — мне, мол, никогда не поздно? Пришла к заключению: действовать будет лишь наверняка? Или вообще из тех натур, которые принимают решения в самый последний момент и накануне стараются не думать, куда повернут события завтра, ибо так легче?

— Его, Галя, все равно покарают, — более мягко сказала Мария. — Есть высшая справедливость, которой нельзя пренебрегать. Он преступник. Да и самой тебе это нужно не меньше, чем нам.

Тон, терпеливость Марии и то, что она назвала ее Галей, как звали ее в семье, понравились Мазаник, не дали обостриться разговору.

— Ко мне уже обращались с подобными предложениями, — призналась она. — Пугали, предлагали деньги… Я даже намеревалась сообщить об этом гаулейтеру…

— Чтобы вас и ваш дом взяли под особый надзор?

— Нет. Чтобы меня не проверяли так глупо…

— Похлебаев, Галя, говорил мне, что до войны ЦСУ выдало инструкцию, согласно которой автомобили без шин считаются исправными. А вот когда у них нет аккумуляторов, неисправными…

На этот раз Мария направилась в отряд с сестрой Мазаник, решительной женщиной, которая старалась молчать и то и дело хмурилась.

Мария знала: она вдова, работает посудомойкою в столовой, имеет детей, которые живут в пригородной деревне. Видя, как та морщится и хватается за борта, когда кузов грузовика, на котором посчастливилось подъехать до Паперни, подбрасывает на ухабах, жалея ее, Мария, как только соскочили на землю и отряхнули с одежды пыль, положила ей руку на плечо.

— Все будет хорошо, Валя. Не переживай. Свекровь и детей твоих вывезли… Да и вообще, если хочешь быть смелой, будь смелой до конца. Так лучше.

…В город они возвращались поодиночке — сперва Валентина, а назавтра, другим маршрутом, Мария.

Мария шла одна по пыльной дороге, глядела на небо, на усталое августовское поле и опять, опять перебирала, оценивала все в голове. Решительность делала ее прозорливой. И как ни прикидывала, наиболее надежным казался план с миной, о котором она раньше намекнула Похлебаеву и который детально обсудили в отряде.

Лишь бы Мазаник поверила в успех, лишь бы доверилась, дала слово себе и ей…

На контрольно-пропускном пункте эсэсман, пожилой понурый дядя со щеками, похожими на галифе, проверив документы, вдруг ни с того ни с сего рассердился на Марию. Позвенев в кармане монетами, хотел было еще что-то потребовать, но поперхнулся, сорвал с шеи автомат и стукнул Марию прикладом по затылку. Удар был сильным, и она, потеряв сознание, с полчаса лежала в кювете, куда ногами спихнули ее эсэсманы.

Голова разваливалась, болела и потом. Головокружение же, ощущение тошноты давали о себе знать даже день спустя. Так что когда Мария, согласовав с Мазаник план, вновь подалась в отряд, она посчитала за благо взять с собой связную.

Мины в отряде нашлись сразу. А вот взрыватели оказались все трехсуточными. Поэтому с меньшим замедлением довелось искать в соседних спецгруппах.

«Хотя бы эти были суточными! — волновалась Мария, выслушивая наказы-объяснения. — Люди ведь рискуют! И если не удастся, накличем беду больше прежней…»

Взрыватели ей посоветовали спрятать в прическе, мины (на всякий случай две) положить в корзину с брусникой. Дали яичек, круп, сала.