Михаил Яворский - Поцелуй льва

Я зашёл туда, не задумываясь для чего, и сразу ощутил, что я не туда пришёл, но дальше направлялся к полкам, словно имел определённую цель. Полки по обе стороны комнаты были заставлены книжками в чёрных и белых обложках. В них описывались истории войн, знаменитые битвы, о полководцах и генералах, но наиболее в глаза лезли тома Ленина и Сталина ― вождей пролетарской революции, которых считали такими же незаменимыми для революции, как Тарзан для комиксов.

На полках на балконе пассажа расположились брошюры и книги на разнообразную военную тематику. Моё внимание привлекли книги «Пособие по ручным гранатам» и «Военная топография». Я решил их купить.

Книгу по топографии я выбрал, потому что любил карты. Все в классе знали, что я могу от руки нарисовать контуры Европы и Азии со всеми главными реками и горными хребтами. А зачем мне нужно было «Наставление по ручным гранатам», я и не знал. В любом случае, приятно было зайти в книжный магазин и что-нибудь купить, так как в большинстве магазинов, особенно в продуктовых и магазинах одежды, по полкам гулял ветер.

Когда я шёл к кассе, меня остановила продавщица. Я ещё раньше заметил, что она за мной наблюдает.

― Что ты тут делаешь? ― спросила она.

Я ожидал этот вопрос, так как был тут единственным в гражданской одежде. Другие покупатели были в тяжёлых зимних ботинках и в шинелях. Большинство из них, судя по меховым шапкам с красной звездой, серпом и молотом, были офицерами.

― Книги покупаю, ― ответил я.

― Но это ведь военный книжный магазин, ― сказала она, забрала у меня из рук книги, и осмотрев меня, строго спросила: ― Ты не слишком мал для этих книг?!

― Нет, ― ответил я, удивляясь своей смелости. ― Я прохожу курс военной подготовки.

― Где?

― В средней школе № 1.

Нашу школу считали самой лучшей в городе, и я правда ходил на занятия по военной подготовке, но они в основном заключались в умении оказать первую медицинскую помощь. Военная топография, а тем более ручные гранаты не имели к этому никакого отношения.

― Ты комсомолец?

― Ещё нет. Но я ― активист! ― ответил я, сделав ударение на последнем слове, ведь быть активистом ― необходимое условие, чтобы стать членом Коммунистического союза молодёжи.

― Кто твой директор?

― Товарищ Валерия Боцва, ― ответил я, очень торжественно, словно гордясь, что имею такую директрису.

― О, Валерия, мой товарищ по партии…― выражение её лица смягчилось.

Я заплатил 6 рублей 45 копеек ― меньше, чем десятая часть цены за килограмм сахара на чёрном рынке.

Когда я выходил, продавщица улыбалась мне, хотя её улыбка была не очень естественной.

Вернувшись домой, я застал пана Коваля уже в кровати, хотя он ещё не спал. Он плохо себя чувствовал ― схватил радикулит. В квартире стоял запах салициловой мази. Мне было жаль пана Коваля. У него была хорошая работа, а из инспекционных проверок он привозил немного масла, сала, домашнего хлеба и делился со мной. Однако, после освобождения, жизнь его полностью изменилась. Он стал затворником. Никаких женщин, никакого чая с ромом, которым он так любил их угощать. Для него остались разве что пани Шебець с её длинной тонкой шеей и выпуклыми глазами под пенсне.

Перед тем, как пожелать спокойной ночи, я приготовил пану Ковалю стакан горячего чая и сказал, что перед сном несколько часов буду делать уроки. На самом деле я взялся за купленные книги. Меня целиком захватило «Наставление по ручным гранатам». Я читал и перечитывал его страницы, изучал рисунки и закончил, когда в лампе выгорел керосин ― её свет начал быстро мигать, а затем полностью погас.

К удивлению, на следующий день на уроках мне совершенно не хотелось спать, но с тех пор я не мог серьёзно относится к своим учителям. Я решил, что все они ― доносчики. Единственное, что меня интересовало, ― ручные гранаты. Я чётко представлял себе каждую деталь всех трёх типов гранат, которые применялись в Красной армии. Мысленно я их собирал, заряжал, включал таймер, взрывал. Не хватало только настоящей гранаты.

Нас отпустили с уроков на два часа раньше из-за сильной метели. Вместе с другими я спустился вниз в вестибюль. Я хотел быстрее выбежать на улицу, чтобы ощутить снег. Вестибюль был небольшим как для здания, построенного в XIX столетии. Каждый раз, когда выходило или заходило больше одного класса, создавался затор. Особенно плохо было утром, около восьми часов, когда все торопились, чтобы не опоздать на уроки. Вот уже несколько месяцев, как эта толчея усилилась. Всему виной была статуя посредине вестибюля.