Михаил Яворский - Поцелуй льва

Им уже удалось внести коренные изменения в нашу жизнь. Наши учителя называют эти изменения «историческими» ― они слишком глубоки для обыкновенного ума.

Но произошло немало конкретных изменений, которые видно невооружённым глазом.

Во-первых я теперь на год старше. Учусь в 9-м классе. Начал бриться, втайне пользуясь лезвием пана Коваля. Так же я пробовал отпустить усы, но они росли какими-то жалкими редкими кустиками. Какое это было разочарование!

Ещё одно изменение в том, что со времени освобождения женщины перестали наведываться к пану Ковалю. Ужасно видеть его спальню пустой. Это хуже, чем зайти в Богом забытую церковь. Граммофон в комнате напоминает мне наш с Вандой зажигательный танец. Она больше не живёт во Львове. Её родственники выехали в Германию. Тот самый договор, по которому Россия и Германия поделили между собой Польшу, предусматривал репатриацию людей с «немецкой кровью» из оккупированых россиянами территорий. Мать Ванды была по происхождению немкой, поэтому её отец, когда-то пылкий патриот Польши, стал теперь Volksdeutscher.. [19] Немец по крови (нем.)

Значительным изменением в жизни общества стало то, что у нас теперь шестидневная рабочая неделя. Воскресенья отменили, чтобы рабочие не теряли напрасно своё время.

Одно изменение меня бесконечно радует ― больше не надо молиться. Теперь нас воспитывают атеистами. Поэтому я снял икону святой Девы со стены. Теперь можно спокойно спать ― никто теперь не подсматривает за снами. Но светлое пятно на стене, что осталось от образа, напоминает мне, что однажды святая Дева может неожиданно вернуться и призвать меня к ответственности за непослушание.

Но самым важным изменением в нашем городе было исчезновение магазинных воров. Зато появилось большое количество карманников. У пана Коваля накануне праздника Деда Мороза, который заменил Рождество, «свистнули» кошелёк. Пани Шебець утверждает, что магазинных воров нет, потому что магазины пустые. Тут она ошибается: на полках полно соли ― тут её в изобилии. Сказать правду, водка и продукты появляются не часто, зато их мигом распродают. Так было неделю перед празднованием нашего освобождения. В магазинах внезапно появились колбасы, хлеб, водка. Очереди были бесконечные.

Ходили слухи, что водку будут продавать также и через неделю после празднования. Водка была драгоценным продуктом, ценнее чем продукты, ведь она уменьшала боль от освобождения. К тому же её можно было перепродать на чёрном рынке за месячную зарплату рабочего. Поэтому её отпускали в водочных магазинах по одной бутылке в руки. Я решил купить бутылочку. Не для того, чтобы продать, а чтобы подарить пану Ковалю.

В очередь я стал около четырёх часов утра. Я прибыл так рано с надеждой, что буду первым в очереди, когда откроют магазин. К моему великому удивлению, передо мной стояло девять мужчин. Закутанные, они выглядели как снежные бабы. Сгрудившись вместе, чтобы спрятаться от пронзительного ветра, они топали ногами. Это была морозная, как говорили люди, «сибирская» зима, которую россияне принесли нам вместе с освобождением. Что бы не замёрзнуть, ожидая открытия магазина, я натянул старый тулуп пана Коваля поверх своей зимней куртки и напялил на голову тёплый шерстяной капюшон. Шарфик, который в прошлом году связала мне мама, я обмотал вокруг шеи. А ноги не мёрзли, потому что поверх ботинок я одел соломенные галоши.

К шести утра очередь выросла настолько, что ей не было конца-края. Посторонний наблюдатель с другой стороны улицы мог подумать, что это безмерно удлинённая гусеница или тысяченогая змея с распухшей головой, хвост которой исчезал за углом собора св. Елизаветы.

Голова этой змеи распухла из-за десятки мужчин, на вид ― хулиганов, которые втиснулись спереди, словно они тут стояли с самого начала. Никто им и слова не сказал, потому что люди боялись хулиганов. Слово «хулиган», как и те, кого так называли, появились после освобождения. Наверно никто не знал, кто они такие. Они не были ни украинцами, ни поляками, ни евреями. У них вообще не было национальности. В отличие от рабочих, крестьян и интеллигенции, которые официально были классом трудящихся, хулиганы были особым классом. Некоторые считали их мелкими преступниками, некоторые ― замаскированными представителями милиции. Впрочем, вероятнее всего, они были настоящими «пролетариями», людьми будущего. Но мне было всё равно, я хотел одно ― взять бутылку водки для пана Коваля.