Олег Смирнов - Северная корона

— Товарищи, задача следующая. — Соколов проглотил вязкую слюну, сплевывать было некуда. — Блокируем дзот, забрасываем гранатами!

Дзот — как маленький холм, крыша поросла бурьяном, из амбразур — вспышки: пулеметы ведут огонь, словно выкашивают поле, по которому еще передвигаются наши стрелки где перебежками, а где и по-пластунски. Дзот — рядом, на ветках кустарника сушилось немецкое белье — окружили, и гранаты полетели в амбразуры, в дверь. Пощалыгин вспрыгнул наверх и сунул гранату в дымоход. Дзот будто раскололся, из амбразур заклубился жирный, черный дым.

Прибежал связной от ротного — запыхавшийся, с трофейным автоматом, грызя трофейную колбасу:

— Старший лейтенант Чередовский приказал: поспешайте во вторую траншею!

— Поспешаем, — сказал Соколов и щелкнул связного по каске. — Не подавись колбасочкой!

Лейтенант было побежал, но вскоре перешел на шаг: от первой до второй траншеи метров двести, мыслимо ли все время бежать? Шагали по ходу сообщения, который вывел в лощину. В лощине стоял низкорослый тучный фельдфебель в каске с рожками — сдавался в плен: левую руку поднял, правая — висит, в крови; он показывает на нее взглядом: ранена, мол, не могу поднять.

— С пленными не связываться, — сказал Соколов. — Их подберут без нас.

За спиной у фельдфебеля, на склоне, торчал фанерный щит, по белому — черные буквы, вверху по-немецки, внизу по-русски: «На этом участке сражается дивизия генерала Траута! Большевики на этом участке не пройдут!»

— Наглядная агитация, — сказал Быков. — Я эти щиты заприметил и в первой траншее.

Курицын простодушно спросил:

— А на кой ляд, товарищ парторг, на русском-то языке, коли они нас не собирались пускать? Глупой он, что ли, Траут-то?

— Не без того, — сказал Быков. — Прибавь, ребята, прыти!

И рад бы прибавить, да нету сил. Сергей плелся в хвосте и ругал себя за эту расслабленность. Чего ж он так выдохся? И морально, и физически. Ну, морально — понятно: переживания, нервы напряжены, интеллигентские нервы, разумеется. А физически — тоже понятно: не завтракал, на пустое брюхо не порезвишься. Когда увидел у связного копченую колбасу, под ложечкой засосало. От голода пусть сосет, лишь бы не от страха. А страха сейчас как будто и не бывало.

Лощина опять привела к ходу сообщения — он был отрыт небрежно, приходилось нагибаться: вокруг посвистывали пули. В одном месте прямое попадание снаряда обрушило ход сообщения, завалило землей. Вылезли, обежали это место поверху, снова спустились в ход.

Глуша пальбу, низко выли танковые моторы. Из первой траншеи нагоняло невнятное «ура-а…», — значит, там бой еще не закончился. «Ура» доносилось и из второй траншеи, — значит, там бой уже начался. А мы посерединке болтаемся, шибче надо, шибче во вторую траншею, Сергей Пахомцев!

Сергей оступался, спотыкаясь о брошенные немцами ранцы и каски, о рукоятки гранат, пустые винные бутылки; под подошвами какое-то тряпье, обрывки газет, губная гармоника, трубка с пластмассовым мундштуком. Хр‑русть! — и нету трубки. Ну чего глядеть под ноги? Подними лицо, гляди вверх, гордо! Дали фрицам прикурить и еще дадим! Мелькали спины, каски, скрывались за поворотом, снова мелькали: цепочка будто текла по ходу сообщения, повторяя его изгибы. Не отставай!

Пока добрались до второй траншеи, немцев из нее уже вышибли: отстреливаясь, они убегали овражным кустарником в свой тыл. В траншее возвышался старший лейтенант Чередовский — запыленный, с потными потеками, глядел в бинокль на немцев. Майор Орлов — ему по плечо, тоже пропыленный и взмокший, каска по-прежнему на поясе. Они отрывисто перебрасывались словами:

— Сколько до третьей траншеи?

— С километр, товарищ майор.

— Возьмем ее — считай, прорвали оборону.

— Этот километр — открытая местность. Противник может контратаковать.

— Танками может. Бронебойщиков бы выдвинуть, товарищ Чередовский.

Чередовский кивнул и, не оборачиваясь, адресуясь к Соколову, невозмутимо сказал:

— Первый взвод все к шапочному разбору… Потертости ножек, что ли?

Соколов крякнул, пробормотал:

— Не угонишься.

— Резвей ножками перебирайте, резвей.

— Так точно, товарищ старший лейтенант!

Пощалыгин высморкался и подошел к Орлову:

— Товарищ замполит, а фриц-то прытко отступает. — Сержант Сабиров подтолкнул Пощалыгина: не влезай, мол, в командирский разговор, но тот и ухом не повел. — Рукопашной фриц дрейфит либо силенок у него негусто?

— Дрейфит, — сказал Орлов. — Лишь бы мы не сдрейфили, если попытается контратаковать. Пехоту от танков отсекаем, бьем по ней, с танками артиллерия разделается, бронебойщики…