Бэзил Дэвидсон - ОПЕРАЦИЯ «АНДРАШИ»

Такой была теперь Европа. Такой была система, которая неумолимо становилась твоей собственной, если ты оставался живым внутри этих твердынь. В памяти Руперта, точно ядовитые грибы, возникли некоторые факты, почерпнутые в свое время из полузабытой информации, поступившей из источника уже в самом сердце этой Европы. Здесь, воплощенное в реальную операцию, демонстрировалось endg ü ltiger L ö sung — окончательное решение, — руководил им (внезапно этот факт облекся живой плотью) полковник СС по фамилии Эйхман, занимавшийся Венгрией, человек, которого он как-то видел в ресторане на площади Вилмош и которому Маргит слегка поклонилась, представительный мужчина, коллекционировавший картины Мане и вешавший их у себя дома (об этом ему рассказала тогда же Маргит) в доказательство преемственности сменяющих друг друга цивилизаций. «Нет, мне неприятно быть с ним вежливой, но Найди говорит…»

И в этой Европе были миллионы людей, неисчисленные миллионы тех, кто сидел в кафе и смотрел, как жертвы идут на смерть, тех, кто будет потом говорить, что их сердца при виде подобных страданий обливались кровью, но кто сейчас не собирался рискнуть даже капелькой крови ради спасения этих ковыляющих мумий, тех, кто будет потом объяснять, что пытаться что-то сделать было невозможно, или несвоевременно, или не имело смысла, или… или… или… Да, а внутри у них было и вот это, о чем они никогда не скажут, — они не скажут, что следили за тем, как колонна прокаженных бредет мимо, со сладким омерзением, зная, что они заодно с охранниками, даже в чем-то близки с ними, чувствуя свою принадлежность к победителям, а не к жертвам, В этот миг он понимал всех этих людей и был одним из них.

На руку, которую он прижимал к прохладной поверхности столика, упала капля пота. Неужели иначе нельзя — либо та, либо другая сторона, четко, без обиняков, без пощады, как сказал бы Марко? Если так, то он опоздал. Они все опоздали. Но этого не может быть. Вспомни, вспомни же! Вспомни последние мирные годы, Найди в Дунантуле, Европу, которую ты любил и хотел бы спасти, — ее изящество, ее веселье, дни верховых прогулок по лесам и лугам родового поместья Найди, уроки английского языка, которые Маргит превратила в уроки любви, когда Найди, притворяясь, будто он ничего не замечает, с утра в понедельник деловито уезжал в Пешт, где банк платил ему большое жалованье за любезную аристократичность и мягкое изящество манер. Он любил их обоих и сейчас еще любит их обоих. Они теперь там, в Дунантуле, среди холмов Балатона, ждут, чтобы все это кончилось, — Нанди с кирпично-румяными щеками, с вьющимися усами и небольшой плешью, но неизменно обаятельный и галантный, и Маргит, дивно юная, несмотря на все прожитые годы, красивей всех на свете, претворяющая будничную жизнь в счастье, в блаженство. Они сидят сейчас в малой гостиной, потому что остальные комнаты закрыты — не хватает дров, — и ждут за стеклами высоких окон, чтобы потоп схлынул и над страной, осеняя ее, вновь вознеслись вехи цивилизации. Они ждут. Как и он ждет. А мимо тем временем бредут колонны мертвецов.

Он вспомнил, как в последний раз обедал с Маргит — в «Трехклювой утке» возле Цепного моста, в тесном погребке, где мерцали свечи и было полно знакомых, где разговоры мешались в будоражащую многоголосицу, позвякивали бутылки и неизбежная цыганка надрывно пела модную песенку. Он даже помнил мотив и слова, глупые, но восхитительные, потому что их вполголоса повторяла Маргит только для него. «Csak egy kis lany van…» Он даже помнил, что подумал тогда: да, но это же правда — в мире есть только одна девушка. Маргит, его Маргит, распахнувшая врата жизни. В тот вечер она сказала: «Надвигается, И остановить уже невозможно. Нам придется сидеть и ждать… пока все не кончится… они все обезумели». Тогда это казалось правильным: ждать и тем временем по мере сил выполнять свой долг. И вот теперь он здесь, внутри самых внутренних твердынь, на сотни жутких миль внутри них, на расстоянии всего двух-трех дней пути от Дунантула, и будущее в его руках рассыпается прахом. Ничто уже никогда не будет прежним. Ничто уже никогда не будет чистым, полным надежд.

Он вдруг заметил, что на улице за окном что-то изменилось. Содрогнувшись, он начал подыскивать возражения. Неправда, что они только смотрят и ждут. Нанди и Маргит — друзья Андраши, а Андраши приехал сюда, чтобы бежать и действовать… действовать за них всех. Мысленно он в сотый раз перечитал радиограмму с базы, полученную на прошлой неделе, радиограмму для Андраши лично от самого Великого Старика, этого сгустка упрямого мужества, который сидит сейчас на Даунинг-стрит и управляет налаженным механизмом войны. «Мы приветствуем вас и ждем точка вы нужны нам сейчас». Он почувствовал непреодолимое желание немедленно обсудить все это с Андраши. Да, при первой же возможности.