Бэзил Дэвидсон: ОПЕРАЦИЯ «АНДРАШИ»

— А ведь, пожалуй, и так…

Голос Боры доносился откуда-то из неизмеримой дали.

Он проснулся через несколько часов — на кровати. Рядом с ним, подложив руку под голову, лежал Корнуэлл и широко открытыми глазами смотрел в потолок.

Руперт Корнуэлл лежал, ощущая рядом костлявое тело Блейдена, и думал о себе. Он думал — в сотый раз, если не больше, — о бесконечном, тягостном времени, которое вынужден был провести в этой стране. Бывали минуты, жуткие минуты, когда ему казалось, что он только тут и жил всегда. Но он научился справляться с ними. Заклятием служили факты: если быстро перечислить их про себя, они приводили прошлое в порядок. Они доказывали, что он все еще существует в мире других людей, — в мире Англии и армии. Возраст — двадцать восемь лет; взят в плен во время греческого фиаско в 1941 году (при обстоятельствах, не бросающих на него никакой тени… когда от его роты осталось меньше половины); интернирован на севере Греции; спрыгнул с поезда на пути через Сербию в немецкий лагерь для военнопленных; присоединился к отряду югославских партизан, после чего смог наконец сообщить о себе английской миссии связи с вышеупомянутыми партизанами, — официальной миссии, руководимой майором Уильямсом; получил приказ оставаться в распоряжении майора Уильямса впредь до дальнейших указаний.

Скорее кончай это перечисление, скорее кончай — унылые мили, бесплодные месяцы. «Позвольте заметить, — сказал Уильямс в самом начале, — что те, кто бежал из плена даже самым достойным образом, всегда испытывают чувство вины и стыда. Без всяких на то оснований, разумеется, но тем не менее это так. Смотрите на вещи проще». Но он не мог смотреть на вещи проще. Его терзало чудовищное нетерпение. А Уильямс не мог ничего ему предложить. «Вам приказано находиться тут, и все». Он чувствовал, что начинает сходить с ума: бесполезные дни, бессмысленно уходящее время. Война шла четвертый год, а он еще ничего не сделал.

Далеко отсюда, на базе, эти преданные своему делу люди (он же не мог считать их другими, ведь верно?) наконец обнаружили, в чем заключается его особая ценность. Задание в Венгрии. На его полную ответственность. Ни о чем подобном он даже не мечтал. Уильямс не тратил лишних слов — и не удивительно: к этому времени они уже неделями не разговаривали друг с другом. «Вы получите собственную связь. Вам высылают радиста. Мне приказано сообщить вам, что вы обязаны любой ценой установить контакт с этим Андраши и вывезти его из Венгрии. Они очень в нем заинтересованы. Важная персона, по-видимому».

«Да».

«В общем, обычное задание».

Может быть, и обычное для Уильямса, кадрового офицера из стрелковой бригады, чье место в жизни никто никогда не поставит под сомнение — и уж, во всяком случае, не он сам.

«Но придется немного подождать. Это вам не повредит. До конца еще далеко, можете не тревожиться. Приналягте пока на язык».

Язык он уже знал. «Здесь я бесполезен. Мне хотелось бы начать как можно скорее».

Уильямс смерил его ироническим взглядом:

«На войне ничто не обходится так дорого, как честолюбие».

После этого они с Уильямсом уже ни о чем не разговаривали.

Наконец поздней осенью они отправились в путь: они с Блейденом, эскорт из шести человек и комиссар, которого звали Марко, — малосимпатичный политработник, хромой, с болезненным, изможденным лицом. Ну, он поставит этого Марко на место. Так он думал вначале, но у него ничего не вышло.

«Через сколько дней мы доберемся до реки, как вы считаете?»

«До Дуная? Бог знает. Это зависит от многого».

«От чего именно?»

Они огрызались, прощупывая друг друга.

«Как от чего? От ситуации».

«Но мне казалось, что путь к Плаве Горе свободен. Ведь так сказал вчера майор Уильямс?»

«Разве? Возможно, он и был свободен — вчера».

«И это все, на что вы способны?»

Марко бросил скатку и тощий рюкзак на пол рядом со снаряжением Блейдена — тщедушный человек с несуразно большой головой.

«Мы обещали доставить вас на Плаву Гору? Обещали. И доставим».

«Я не могу терять время попусту».

Человек, которого звали Марко, не сводил с него глаз, тусклых, как сухая галька.

«Вы знаете, что мы в этих горах уже три года? — спросил он. — Нет, откуда же вам знать! А теперь вы являетесь к нам и говорите, что не можете терять время попусту».

Они смотрели друг на друга через баррикаду горечи и ожесточения.

Но дальше было еще хуже. Марко вдруг переменился и стал шумно добродушен. Он принялся рассказывать о людях, живущих на равнине, точно они обитали в стране молочных рек и кисельных берегов, где есть все, что душе угодно.