Вильям Гиллер: Два долгих дня

— И для этого вы дали такой крюк, хотя могли ехать в вашу часть напрямик, через поселок?

— Вам и это известно?

— Я же регулировщица, — пожала она плечами.

— А может, это судьба? — деревянно улыбнулся он.

— Ужас! Боевой офицер — фаталист?

И тут, едва ворочая одеревеневшим вдруг языком, он высказал ей все, о чем думал, все, что не давало ему покоя с тех пор, как они встретились впервые.

В ее глазах мелькнул испуг.

— Зачем вы так? Посмотрите. — И выпятила нижнюю губу. И не слушая его возражений: — Вон — машины уже три минуты ждут, затор будет.

— Пусть…

— Ну хорошо, мы еще поговорим…

— Когда?!

— Послезавтра я свободна. Мне надо в госпиталь, зачем — скажу по дороге. Там у меня подружка. Проводите?

Он кивнул и, резко повернувшись, зашагал к машине…

В отношениях Михайловского и хирургической сестры Вики Невской не было ничего от банального фронтового романа: они действительно очень любили друг друга. В операционной он старался не смотреть на нее, но в короткие часы отдыха ловил каждое ее слово, каждый жест и часто ревновал ее, хотя разумом понимал, что это глупо. Понимал он и другое: он, всегда суровый и непреклонный, он, чьим решениям даже Верба не смел прекословить, ни в чем не мог отказать Вике. Это его и злило, и обескураживало одновременно. Вот почему, несмотря на то что она всегда хорошо ассистировала, он нередко нарочито грубо придирался к ней. Это была бессознательная месть за постоянные уступки, и после той или иной операции ему делалось стыдно, и он старался загладить вину, становился еще более мягким и уступчивым. Однако он знал: Вика никак не подавляет его; никогда не требовала ничего такого, что шло бы вразрез с его принципами, — она лишь смягчала его чрезмерно крутой характер. Вот и сейчас влетела к нему в комнату с этой Любашей, когда он уже думал, что в кабинете Вербы поставил все точки над «i». «Дудки, — сердито подумал он, — на этот раз и у тебя, голубушка, ничего не выйдет. Я могу уступить в чем-то второстепенном, но дурака из себя делать никому не позволю!»

И спросил:

— В чем дело?

— Маленький розыгрыш, — засмеялась Вика. — Может, предложите гостье сесть?

— Да-да, конечно…

— Умоляю, сделай ей операцию ради меня, — сказала Вика, молитвенно сложив руки.

— Кто у нас на очереди? — спросил он, точно не слышал этой тирады.

— Ничего срочного. Ради меня…

— Отсчитываю минуту! — крикнул он вне себя от возмущения. — И вас здесь не было!

— Но ведь все раненые уже отсортированы. Там полный порядок, — ответила Вика.

— Прекрасно, — сказал Анатолий Яковлевич, удивляясь собственному спокойствию, — готовьте следующего! Посторонних прошу удалиться.

— Она не посторонняя, она моя подруга. Школьная. Разве трудно понять мое участие?

На этот раз она говорила серьезно, без улыбки, глаза ее погрустнели.

— Вика, я не смогу. Это тонкая пластическая операция…

— Ты же сам мне говорил, какие до войны делал операции на лице. А это же топорная работа. Возможность коллоидных швов…

— Пока появится коллоидность, она бабушкой станет… — пошутил он.

Он понимал, что груб, жесток, но иначе не мог, он вовсе не был уверен, что сделает повторную операцию лучше, чем сделали первую, что его попытка увенчается успехом, — за время войны у него огрубели руки. И он сказал об этом открыто, даже с некоторой печалью.

— Я согласна на риск, — тихо проронила Добронравова. — Могу дать подписку.

— И этому вас подружка научила?

— Нет, честное комсомольское, сама догадалась.

— Не нужно никаких подписок, — сказал он устало и присел на клеенчатый диванчик. Ему почему-то вспомнилась первая бомбежка под Киевом, когда он, контуженый, перетаскивал на себе раненых из санпоезда в ближний лесок — до тех пор, пока не уснул в одной из воронок. Не вытащи его Нил Федорович и Вика, неизвестно, на каком свете был бы он сейчас. Три дня после этого он провалялся на вагонной полке оглохший, с раскалывающейся головой. Вика ходила за ним, как за ребенком, и он к ней относился как к девочке, покровительственно, с отеческой нежностью. При случае баловал конфетами, которые таскал ему санитар Никитич, почему-то решивший, что сладкое помогает от всех болезней.

— Ладно, Вика, приготовьте все необходимое, — сказал он неожиданно для себя все тем же уставшим голосом, — попробуем. Не получится — не обессудьте.

— Получится! — пропели дуэтом женщины.

— Без наркоза, сержант! Придется терпеть, узнаешь, как она дается, красота-то.