Владимир Дягилев - Солдаты без оружия

— А где шофер? Пригласите его сюда.

— Не пойдет. Он мужик самостоятельный.

— Почему? Там холодно.

— Перебьется в тулупе, привычный.

Филиппов помедлил, раздумывая, как поступить. Ему не терпелось поделиться с Сатункиным радостью, сообщить о предстоящем наступлении, но он не знал, удобно ли это: приказ известен пока что немногим.

Сатункин прервал его колебания:

— Ложились бы, товарищ гвардии капитан. А то утром раненько подъем сыграют.

— Так вы уже знаете?

— Вроде бы. — Сатункин спрятал лукавую улыбку в усах. — Солдатское дело — оно ведь такое: глаз у нас зоркий, слух — острый, рука — твердая, сердце — крепкое.

— Это вы хорошо сказали. — Сатункин все больше нравился Филиппову. — Вы ложитесь, — сказал Филиппов, — а я поговорю с вами.

— Как же? Неловко будто бы.

— Ложитесь.

Сатункин не стал больше возражать, снял ремень, быстро свернул его в круг, сунул в карман, подложил под голову шапку и, подогнув ноги, лег на бок, лицом к Филиппову.

— Как вы думаете, — опросил Филиппов, — это последнее наступление?

— Может, и так, а может, и нет, — уклончиво ответил Сатункин. — У него, проклятого, сила еще не вышла.

— А я думаю — последнее. Погоним его до самого Берлина.

— Не вдруг, — вставил Сатункин.

Послышалось громкое, близкое гудение машины. Филиппов замолчал, прислушиваясь. Гудение стало удаляться и постепенно затихло.

— Гвардии капитан Савельев, — определил Сатункин, — наш офицер связи, на броневичке в корпус поехал. Должно быть, пакет повез.

«Как он все знает!» — Филиппов посмотрел на Сатункина с некоторой завистью.

Оба умолкли. Ветер по-прежнему постукивал трубой. Из кабины доносилось протяжное похрапывание Годованца.

Филиппов лег на топчан, подложил руки под голову, попробовал задремать. Но нет, мысли не давали покоя.

— Сатункин, а на сколько, по-вашему, мы завтра продвинемся?

— Как двигаться будем, — ответил Сатункин, сдерживая зевоту.

«Зевает. Ему наступать не впервые», — подумал Филиппов и уставился в потолок, разглядывая вылинявшие маскировочные пятна плащ-палатки.

— Сатункин, а вы меня гвардии капитаном не зовите. Заслужу — тогда пожалуйста.

— Заслу́жите, — совсем уже сквозь сон ответил Сатункин.

На руке под самым ухом Филиппова тикали часы. Он принялся считать удары. Досчитал до пятидесяти и не выдержал:

— Сатункин, а как вы себя чувствовали первый раз на передовой?

Сатункин не отвечал. Филиппов приподнял голову. Санитар спал. Русые с редкой проседью усы подрагивали при выдохе.

Наступление началось с крошечного плацдарма на реке Раневе.

С утра, после мощной артиллерийской подготовки, пехота прорвала оборону противника. В прорыв устремились танковые части.

Вздымая снежную пыль, из капониров и укрытий вырвались танки с красными звездами на башнях. Дороги тотчас покрылись сплошным, густым, грохочущим потоком тяжелых и средних танков, самоходных орудий, бронемашин, бронетранспортеров, бензозаправщиков, летучек, «санитарок» и неисчислимого множества другой техники. Будто сама земля родила все это.

Филиппов думал, что сразу же начнется бой: танки рванутся в атаку, станут догонять отходящего противника, расстреливать его из пушек и пулеметов, утюжить гусеницами.

Но ничего похожего не произошло. Противника не было. Его не было и через час и через два.

— Где же, наконец, немцы? — нетерпеливо спросил Филиппов.

— А вот они… — буркнул Годованец.

— Где? Где?

— Вон… «Завоеватели»…

Навстречу колонне, по обочине дороги, шла группа пленных. Их конвоировали два молодых автоматчика. Один из них — Филиппову запомнились его черные, сросшиеся на переносье брови — вскочил на подножку медленно идущей «санитарки» и попросил у шофера закурить.

— А пленные у вас не разбегутся? — забеспокоился Филиппов.

— Нет. Это «тотальники». Они сейчас вот как рады, что в плен попали. Мы ведь только для порядка. Они хоть до Колымы сами дойдут.

В полдень бригада оторвалась от общей массы войск, свернула на свой маршрут — на узкую лесную дорогу.

Но и тут противника не было.

Наступила ночь. Вызвездило. Взошла круглая луна. Снег заблестел. От машин упали резкие тени. Они то вздрагивали, плыли вперед, то замирали на месте. Колонна двигалась медленно, осторожно. Иногда колонна останавливалась, и тогда становилось тихо и не верилось, что это война, что нужно стрелять, что кого-то могут ранить, убить. Спать бы в такую ночку в теплой кровати или стоять с милой у окна, любоваться звездным небом!