— Нельзя, говорю, — властно остановил Сатункин и, отстраняя Филиппова, бросился навстречу танкистам.
Сатункин добежал до танкистов. Несколько минут все трое сидели на снегу, должно быть, перевязывали раненого, затем поползли к КП.
Здесь их встретил Филиппов.
— Что с ним? — спросил он еще издали. — Куда ранен?
— Да он не ранен, товарищ капитан, контужен, кроме того, хромает. Вероятно, растяжение связок.
Филиппов подался вперед:
— Товарищ Чащина?!
— Фельдшер второго танкового батальона гвардии старший лейтенант Чащина, — четко отрапортовала невысокого роста, хрупкая на вид женщина.
Это было непостижимо! От кого угодно, но от этой совсем еще девочки Филиппов никак не ожидал такого бесстрашия! Он с восхищением разглядывал героиню. Ему бросились в глаза ее грубое мужское обмундирование, маленькая покрасневшая рука.
— Вы почему без варежек?
— Потеряла.
Филиппов сдернул свои большие меховые рукавицы и подал ей.
— Что вы, доктор? — Она смутилась и стала еще больше похожа на девочку.
— Возьмите. У меня еще есть. Ну, возьмите.
Чащина надела рукавицы, хлопнула рука об руку:
— Какие теплые! Спасибо, доктор…
— Носите на здоровье.
Он снова наклонился над танкистом.
Известный всей бригаде, гвардии сержант Соболев сидел на снегу и улыбался широкой улыбкой. Льняные опаленные волосы торчком стояли на маковке. Сатункин, присев на корточки, угощал его табаком.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Филиппов.
— Вы погромче, он плохо слышит, — посоветовала Чащина.
— Как его фамилия?
— А вы не знаете? Соболев его фамилия.
В ее голосе Филиппов уловил недоумение. Это задело его.
«Не очень авторитетно, очевидно, я выгляжу», — подумал он.
— Товарищ Соболев, как вы себя чувствуете? — спросил Филиппов еще раз.
— Гы-ы… ничего.
— Вас придется на лечение отправить.
Соболев опять загыкал, но, раскусив смысл докторских слов, замотал головой:
— Нет. Из бригады я никуда. С ней начал, с ней и кончу.
— Вы же нездоровы.
— Ничего. День-два отлежусь — и на машину.
Филиппов понимал, что уговоры ни к чему. Надо без лишних слов отправить больного в медсанбат — и все. Но, понимая это, никак не мог приказать: не свойственное ему раньше состояние неуверенности, некоторой робости перед этими бывалыми людьми завладело им.
— А если хуже будет? Нужно лечиться.
— Знаем мы это лечение. Потом ищи свою бригаду.
— Это же для вас, дорогуша.
— Мне самое лучшее лекарство — в танке сидеть, за рычагами.
Соболев сделал энергичное движение руками, будто в самом деле взялся за рычаги. Филиппов обратил внимание на могучую спину танкиста — прорезиненная черная куртка натянулась и, казалось, вот-вот лопнет.
— Как вы его тащили, товарищ Чащина? — не удержался Филиппов от вопроса.
— Надо — вот и тащила…
Филиппов еще раз с уважением оглядел ее с головы до ног. На ней была старая солдатская шапка, ватник, местами прожженный, перетянутый узким кожаным ремнем, ватные штаны, испачканные на коленях, кирзовые поношенные сапоги. «Надо будет обязательно поговорить с полковником, чтобы ее получше одели», — заметил себе Филиппов.
В этот момент Сатункин, отведя Годованца в сторону, выговаривал ему:
— Нехорошо, зачем ты его подзудил? Он и впрямь кинулся. А разве это начальника дело?
— Што ли, не понял? — ответил Годованец. — Я же нарочно, для проверки…
Послышался громкий разговор. К ним, в сопровождении автоматчика, быстро приближался человек в белом полушубке. Он шел так энергично и легко, что солдат едва поспевал за ним.
Сатункин подскочил к Филиппову, дернул его за рукав:
— Загреков.
Филиппов вытянулся. Перед ним, выше его на целую голову, стоял заместитель командира бригады по политической части.
— Ну как? Что с ним? — опросил он, подавая Филиппову свою сильную руку.
Что-то в Загрекове сразу же располагало к себе: то ли приветливый тон, то ли дружеское рукопожатие, то ли та простота и искренность, с которой он обращался, Филиппов сам не знал что, но почувствовал себя легко, неуверенность и робость исчезли.
— Контузия, товарищ гвардии подполковник, да вот лечиться не соглашается!
— Как это не соглашается? — Загреков похлопал Соболева по плечу. — Что же ты доктора не слушаешься?
Соболев вскочил, оправил одежду. В движениях его не было страха перед начальством. Встал он из уважения к Загрекову.
— Да как же, товарищ гвардии подполковник… Сколько я ждал этого наступления, как праздника ждал! А что выходит? Выходит — из-за пустяков ехать куда-то.
Читать дальше