Владимир Дягилев - Солдаты без оружия

Приказания отдавал комбат:

— Примерно здесь развернемся. На рассвете уточним место. Этим займется капитан Чернышев. Я еду обратно. Нужно помочь госпитальному взводу. А сейчас спать повзводно.

— Товарищи офисеры, — вмешался НШ, — выделить по одному дежурному. Замену сами отработаете.

Санитары быстренько приготовили ночное ложе. Нарубили сосновых ветвей, застелили сверху брезентом — готово. Сами отошли в сторонку, зажгли костер.

Сафронов смотрел на звездное небо, стараясь заснуть, но сон не шел. Все еще что-то беспокоило его. А так было хорошо. Тихо. Пахло сосной и дымком, напоминая пионерское детство. Он попытался вспомнить эпизоды из пионерской жизни, но дружный смех вспугнул воспоминания.

Сафронов приподнял голову. Смеялись его санитары.

— В чем там дело? — спросил Сафронов.

— Да Галкин наш, — сообщил Трофимов, приближаясь к лежанке, — хотел прострел прогреть, да не удержался, в костер бухнулся.

Галкин тем временем переходил от взвода к взводу, держа ладони на ягодицах, и там, куда он подходил, раздавалось раскатистое ржание. Смеялись слишком активно, будто ничего смешнее этого случая в жизни не было. Эхо разлеталось по лесу и уносилось далеко, так, что еще долго Сафронов, прижавшийся к земле, слышал этот повторяющийся хохот.

Его разбудили на рассвете. И первый, кого он увидел, был Галкин. Санитар стоял к нему спиной и почесывался спросонья. Никаких следов ожога на его штанах не было.

— Галкин! — позвал Сафронов. — Ты что, переоделся?

— Не-е, — смущенно произнес санитар. — Это насчет костра? — Он лукаво блеснул глазами. — Так это я так, для настроения. Как говорит наш Супрун, с моральной точки.

Он виновато улыбался, ожидая упрека, но Сафронов одобрительно кивнул и сказал:

— Молодец.

Медсанбат развернулся и ожидал поступления раненых. Все произошло быстро и естественно. Палатки вырастали на глазах, как грибы после дождя, за какие-то считанные минуты.

Сафронов по дороге сюда опасался, что взвод не справится с задачей, но Любу ему вернули (вместо нее в госпитальный передали санинструктора из эвакоотделения), а отсутствие одного санитара пока не ощущалось, потому что раненых поступало немного, шли они небольшими группами, через интервалы. Такую нагрузку их неукомплектованный батальон вполне мог выдержать.

Тут Сафронов подумал: «Вот так, как сейчас, и надо. А лучше бы совсем не было раненых. Пусть бы продвигались без потерь».

Эта мысль не показалась ему странной. Странным показалось другое: как она раньше не появлялась? Но тотчас же он возразил сам себе: «Не мы же хозяева положения. Хозяин — война».

Он стоял у своей палатки и так вот спокойно рассуждал сам с собой. На поляне расположилось несколько легкораненых. Их уже осмотрели, кого надо подбинтовали и в любую минуту могли эвакуировать дальше в тыл. Легкораненые не хотели эвакуироваться, и почти каждому он отвечал безоговорочно: «Так положено. Вы тут не командуйте». «Но нет же, нет, не то это», — в душе возражал он сам себе, вспоминая последний разговор с корпусным врачом и его едкое замечание: «Предложение ваше, капитан Сафронов, явно опережает ваши рабочие возможности. Работайте лучше, а насчет организации мы уж сами как-нибудь…»

Показалась Люба, попросила разрешения на минуту пройти в госпитальный взвод.

— Я мигом.

— Пожалуйста, пожалуйста.

— Вы знаете, Галина Михайловна о вас хорошо отзывается.

— Я тоже, — поспешно ответил Сафронов, скрывая неожиданное смущение. Хотя действительно Галина Михайловна была ему по-человечески симпатична и он искренне сочувствовал ей, ему почему-то казалось, что проявление этих чувств может скомпрометировать его перед подчиненными.

Подошла машина. Из нее, неуклюже придерживая ногу, вылез человек с редкой фигурой: большая голова, квадратное туловище — будто огромный арбуз положили на книжный шкаф, а к нему приладили короткие, как у рояля, ножки.

— Э-э, — козырнул солдат. — Э-э, это санбат?

— Да, а вы из какой части? Солдат назвал часть.

— По адресу, — сказал Сафронов. — Как самочувствие? Есть жалобы?

— Э-э, нормально. Э-э, жалоб нет. Э-э, есть просьба.

Сафронов поначалу думал, что солдат контужен или заика, но теперь увидел, что экает он по другой причине: в момент паузы подбирает подходящее слово.

— Слушаю.

— Э-э, не отправляйте. Никуда я не хочу, потому, э-э, в свою часть желаю вернуться.

Сафронов молчал, а солдат продолжал упрашивать, все более распаляясь: