Владимир Дягилев - Солдаты без оружия

«Уж не граната ли?» — подумал Филиппов.

Он осторожно сунул руку в карман раненого и с трудом извлек загадочный предмет, пропитанный кровью и превратившийся в кусок льда.

— Моя рукавица! — воскликнула Нина.

— Да, она помогла вам, — сказал Филиппов. — Пожалуй, если бы не она, вряд ли вам удалось бы остановить артериальное кровотечение. Это — тромб. Прекрасный тромб.

Когда артерию надежно зажали кровоостанавливающим пинцетом, Нина позволила снять себя с танка. Филиппов поручил Трофимову найти Федю Васильева на пути следования танка и сам принялся растирать посиневшие руки Нины спиртом. Пальцы у нее побелели и никак не разжимались. Ногти вонзились в ладонь…

Цырубину немедленно сделали переливание крови.

В перевязочную неслышно вошел Бударин, обросший, худой. Он молча постоял у дверей, посмотрел на застывшее лицо Цырубина. Подошел к Нине, обнял ее за плечи:

— Ну, ну, молодчина, выше голову…

Филиппов заметил, как у него дернулась щека и глаза сделались влажными и красными.

— Цырубина срочно в медсанбат, — приказал он Филиппову, пряча лицо, и поспешно ушел из перевязочной, шаркая ногами.

Началась погрузка раненых на машины. Работали под минометным огнем, под пулями. Работали все: от врача до санитара.

— Быстрее, товарищи, бегать надо, — торопил, руководя погрузкой, Филиппов.

— Быстрее невозможно, товарищ капитан, — сказал запыхавшийся Гулиновский.

Филиппов поморщился:

— Вы не разговаривайте, а то последние силенки пропадут.

Раненых погрузили на пять ЗИСов. Санитары вооружились автоматами, положили в свои сумки гранаты. Путь предстоял опасный.

Когда Цырубина понесли к машине, он открыл глаза. Мутный взгляд его слегка прояснился, остановился на Нине, медленно шедшей рядом с носилками. Цырубин пошевелил губами:

— Отбили?

— Отбили! — успокоила Нина. — Комбриг послал в обход третий батальон. Танкисты всех положили. Больше не пойдут в психическую.

— Хорошо… — прошептал он еле слышно.

Стояло пепельное тихое утро. На улице было пустынно. Ежесекундно рвались снаряды, в воздухе свистели осколки. Прощание было коротким.

— Родной ты мой, не унывай… Не отчаивайся, — вполголоса нежно говорила Нина, разглаживая морщиночки у него на лбу. — Жива останусь — разыщу. Где бы ты ни был… Какой бы ты ни был… Мы еще будем счастливы. Будем.

Машины тронулись. Через минуту они свернули на повороте, скрылись из виду.

Нина вошла в подвал.

— Отдохните, — предложил ей Филиппов. — Бакин, накормите гвардии старшего лейтенанта.

— Нет, нет, — отказалась Нина, стряхнув тяжелые думы, — лучше я вернусь в свой батальон.

Из окна школы видели, как Нина благополучно доползла до костела, остановилась возле старого тополя. И в тот же миг сильным взрывом дерево вырвало с корнями. Все вокруг заволокло грязной снежной пылью…

Наступили пятые сутки беспрерывных боев. Наши части внешнего кольца окружения подошли вплотную к Сянно. Уже слышались очереди наших автоматчиков. Бой шел в лесу.

Фашисты, как и предполагал Бударин, начали отходить на Сянно. Они шли со всех сторон. У них была артиллерия, минометы, главное — много пехоты.

Удерживать всю станцию стало невозможно. Бударин приказал собрать батальоны в кулак, отвести их к штабу, танки поставить в укрытия, занять вокруг школы круговую оборону.

Батальоны отошли к школе в полном порядке. Только второму батальону не удалось прорваться к штабу. Гитлеровцы успели просочиться к костелу и отсечь второй батальон от главных сил.

Дойдя до школы, немцы споткнулись. Взять штаб одним ударом не удалось.

Школа была превращена в крепость. В бессильном бешенстве гитлеровцы еще несколько раз бросались в атаку, но, усеяв землю вокруг школы трупами, отступали ни с чем.

Через выбитое окно второго этажа Бударин видел, как они спешно подкатывают орудие, устанавливают его на перекрестке дорог, на прямую наводку.

— Начштаба, вели-ка отличным стрелкам уничтожить орудийный расчет, — приказал Бударин. — Пусть прижмут их к земле. Ишь, расхаживают, как хозяева. Хозяева положения здесь мы!

— Слушаюсь!

Стрелки выполнили приказ.

Бударин взял бинокль и долго всматривался в позиции второго батальона. Одинокий домик, где когда-то отдыхали экипажи, сгорел. Две почерневшие трубы упирались в небо. Все так же стояло обезглавленное дерево с растопыренными ветвями и подбитый танк — пушкой к лесу. Сгоревшие немецкие самоходки торчали над землей, словно черные незахороненные гробы. Все поле было перепахано снарядами — воронка на воронке. Трудно было поверить, чтобы там могли еще находиться живые люди.