Подвал уже не вздрагивал. Он не переставая дрожал и гудел, будто под ним клокотала расплавленная лава.
Зашел замполит Козлов.
— Где здесь товарищ Рубцов? Мне доложили, что он ранен.
— Тут я, товарищ гвардии майор.
— Ну как самочувствие?
— Да неплохое.
— Я вам лекарство хорошее принес. — Козлов вынул из-за пазухи белый листок. — Это последняя сводка Совинформбюро.
— Вот спасибо… А как там наш батальон?
Козлов помедлил с ответом.
— Воюют, — сказал он уклончиво.
Рубцов проводил его тревожным взглядом, тряхнул головой и громко сказал:
— Товарищи, слушайте сводку!
Раненые повернули к нему лица, разговоры сразу прекратились.
— «…Северо-западнее Кенигсберга, — раздельно и неторопливо читал Рубцов, — наши войска продолжали бои по очищению от противника Земландского полуострова, в ходе которых заняли несколько населенных пунктов, и среди них…»
Раненые слушали затаив дыхание.
— Дружище, потерпи немного, — просили соседи, если кто-нибудь начинал стонать.
— «В городе Познани, — читал отчетливо Рубцов, — продолжались бои по уничтожению окруженного гарнизона противника. Наши наступающие части овладели в городе оружейным заводом, на котором захватили 58 орудий, 1250 ручных и станковых пулеметов…»
— Значит, не только мы? Другие тоже добивают.
— А ты как думал? По частям-то легче.
— Эх, скорее бы, товарищи, последнюю часть добить!
— Теперь уже скоро.
Близко разорвался снаряд. В решетчатые окошечки подвала влетел ветер. По потолку забегали широкие, размашистые тени. Пламя свечи затрепетало и погасло.
— Кажись, по нас, братцы-ы… — послышался в темноте испуганный голос.
— По нас не по нас, землячок, а свет зажечь надо, — спокойно отозвался Сатункин, чиркая спичкой. — Ежели у кого сердцебиение, я валерьянки могу дать.
— А убьют?
— Ничего, мы помирать привычны. Нас уже три года убивают.
— Между прочим, кто это там расстраивается? — спросил Рубцов.
Никто не отозвался.
Когда Сатункин зажег свечу, Рубцов повторил:
— Так кого же слабит? Сознайся. Ничего не будет, не бойся. Случается, что нервы не выдерживают. Знать надо. Мы не чужие — поможем.
— Ну я, — робко протянул Сушенка.
Он был ранен в ягодицы, лежал на животе, пряча лицо от насмешливых взглядов товарищей.
— А, друг! Да тебе, никак, курдюк повредило?
— Ладно, Федя, не надо, — хмурясь, сказал Рубцов. — Ты, Сатункин, положи-ка его ко мне поближе. Оно, глядишь, поспокойнее будет. Нам сейчас паника ни к чему.
С помощью раненых Сатункин переложил Сушенку к Рубцову.
— Ты вот что, браток, — посоветовал ему Рубцов, — ты лежи, молчи, и… и все твое дело. Понял?
— Понял.
— Вот и ладно. А я сводку буду читать.
Рубцов положил раненую ногу поудобнее и продолжал:
— «В Будапеште продолжались бои по уничтожению окруженного гарнизона противника, в ходе которых наши войска заняли 16 кварталов…»
— Не завидую я фашистам, — прервал чтение Федя Васильев, — везде для них котлы да окружения — жизни никакой нет.
— Им не впервые. Как от Сталинграда началось, так и продолжается.
— У них тактика такая: влипать в окружение да в котел. Новое в военном деле…
Все засмеялись.
Опять ударило над самой головой. Сушенка весь сжался и что-то хотел сказать. Но Рубцов положил ему на спину руку, как ни в чем не бывало продолжал:
— «Юго-западнее Будапешта наши войска в результате предпринятых атак овладели крупными населенными пунктами…»
Новый сильный взрыв потряс подвал. Запахло порохом и дымом. Темнота разлилась по отсекам.
— Братцы, погибаем! — заорал Сушенка.
— Молчи! — прервал его спокойный голос Рубцова. — Молчи, говорю. А то стукну.
— Да не могу я. Сердце у меня слабое.
— А ты чихни, — посоветовал Федя Васильев.
— В чем дело, товарищи? Кто здесь кричал? — послышался из темноты громкий голос Филиппова.
— Да есть тут у нас один, — отозвался Рубцов. — Это он нечаянно, по недосмотру. Больше этого не повторится:
— Ну-ка, товарищи, прислушайтесь!
Раненые притихли.
Сквозь близкую частую автоматную и пулеметную стрельбу издали, со стороны хуторов, донеслись знакомые резкие выстрелы советских тяжелых танков ИС.
— Товарищ капитан, наши!
— Да, это наши. Через несколько часов враг будет окончательно разбит. Все вы будете отправлены в госпитали и скоро поправитесь. А сейчас немножко потерпите.
Сатункин зажег свечу. Филиппов прошел в перевязочную.
— Рубцов, читай дальше.
Читать дальше