Владимир Дягилев - Солдаты без оружия

— Пора, нет? — спрашивает Соболев, склонившись над рычагами.

— Нет еще, не спеши. Будет команда, — отвечает Рубцов. — Сперва с места стреляем.

— Ишь, придумали! — ворчит Соболев. — Мы им покажем психическую.

Тихо в машине.

— Осколочный? — спрашивает Любопытный у Феди Васильева, который держит наготове снаряд.

— Осколочный.

— Что ж это, братцы? А? Ведь они уже близко, — шепчет сверху Сушенка.

— Сиди, не бойся. Команда будет, — успокаивает Рубцов.

— И не дрожи, а то машина трясется, — ворчит Федя Васильев.

Наконец раздалась команда:

— Оско-олочны-ым! Огонь!

Ударили пушки.

— Заводи моторы! В атаку, за мной, ура-а!

Танки сорвались со своих мест. Почти одновременно побежала цепь.

Психическая атака не состоялась. Фашисты открыли беспорядочный огонь.

В цепи разорвалась мина, и осколок попал Дронову в грудь. Цепь замешкалась, несколько человек бросилось ему на помощь. Комбат грозно остановил:

— Куда?! Только вперед! Вперед! Ура-а!

Танкисты сошлись в рукопашной. Дронов слышал одиночные выстрелы, тупой лязг оружия, выкрики, гудение моторов. Теряя сознание, он прошептал:

— Так их… по-нашему.

Когда подползла Нина, Дронов был уже мертв…

Выслушав по телефону доклад старшины Цветкова о гибели комбата, Бударин на минуту закрыл глаза рукою. Потом испытующе оглядел поредевшие ряды своих офицеров. Второй батальон — решающий участок. Вместо Дронова туда нужно послать самого боевого командира.

— Придется тебе, Дмитрий Палыч, — негромко, скорее предлагая, чем приказывая, сказал Бударин.

Цырубин встал, поправил шапку, проверил ребром ладони, посредине ли звездочка, козырнул и вышел на улицу. Бударин поглядел ему вслед. «Ведь отлично понимает, что, может быть, и не вернется обратно». Ему вдруг захотелось вернуть Цырубина, обнять его… Уходят старые, испытанные гвардейцы. Уходят ветераны бригады. Сколько потрачено сил, чтобы воспитать, вырастить таких людей! Сколько о ними пережито и пройдено вместе!

Перед глазами Бударина промелькнули пути-дороги бригады… Урал. Завод. Митинг в цехе. Старый рабочий с седыми усами на землистом лице наказывает: «Бейте врага, не зная усталости и отдыха, как мы не знали, делая эти машины. Возвращайтесь с победой…» Лес под Ельней. Он и Загреков обходят батальоны. Комиссар говорит коротко: «Дальше отступать нельзя. Дальше — Москва…»

Близкий, зычный взрыв тяжелого снаряда заставил всех вскочить на ноги. Второй снаряд угодил в дом. Свет погас. С потолка посыпалась штукатурка. Люди, натыкаясь друг на друга, попадали на пол, замерли. Наступили те особенные секунды, когда человек еще не чувствует, цел ли он, жив ли.

Когда оцепенение прошло, все увидели, что угол дома отвалился и лист железа, точно крыло подбитой птицы, судорожно бьется о стену. В пролом показался кусочек темно голубого неба.

Бударин приказал перебазироваться.

Штаб перешел в здание школы.

Цырубин добрался до позиций второго батальона.

Молодой месяц освещал ряд глубоких окопов с извилистыми ходами сообщения и запасными ячейками. Дерево о отбитой вершиной, растопырив ветви, одиноко торчало поодаль. Еще немного впереди, развернувшись вполоборота, стоял подбитый танк. Башня была обращена в сторону врага, наверное, до тех пор, покуда были снаряды, из пушки стреляли.

Цырубина встретили временно исполняющий обязанности комбата гвардии капитан Романенко и старшина Цветков.

— Товарищ гвардии майор, второй танковый батальон…

— Отставить рапорт, — остановил Цырубин. — Здравствуйте.

Он подал товарищам руку. Из-за спины старшины послышалось угрожающее рычание.

— Цыц ты! Своего спасителя не узнаешь?

— Забыл уже. Поди, две недели прошло. Он так за тобой и ходит?

— Привык.

— У меня в детстве был такой же рыжий. Шариком звали. — Цырубин нагнулся, ласково потрепал пса по шее. Рыжий завилял хвостом.

Цырубин отвел старшину и капитана в пустой окоп, негромко сказал:

— Рассказывайте, как дела.

— Разрешите, пусть доложит старшина. Он дела лучше меня знает. Я еще не освоился, — виноватым тоном ответил Романенко. — Я за роту могу.

— Хорошо. Старшина, докладывайте.

Перед тем как ответить, старшина прерывисто вздохнул, расправил складки на полушубке.

— Личного состава по списку на двадцать три ноль-ноль пятьдесят два человека. Из них одиннадцать раненых, считайте — двенадцать.

— Почему двенадцать?

— Соболева сейчас опять контузило. Оглох и не говорит, но автомат из рук не выпускает. Стало быть, здоровых сорок. Минус — фельдшер.