Владимир Дягилев - Солдаты без оружия

Филиппов совсем растерялся. Никогда еще в жизни он не видел столь забитых и столь униженных людей.

— Вот Европа! — вмешался Годованец. — Закабалили вас капиталисты-гады. А ну встаньте! Хватит гнуться, Советская власть пришла!

Поляки смотрели на него вопросительно, растерянно переглядываясь.

— Чего смотрите? Еще флаг вывесили. Обрадовались вроде, а такое делаете. Што ли, привыкли? Э-эх!

Стон роженицы заставил всех встрепенуться.

— Годованец, теплой воды! Да побольше, — распорядился Филиппов.

— Есть. Ну-ка, товарищи женщины, идем за водой.

Где-то рядом раздался пушечный выстрел. Подвал вздрогнул, полячки тихо взвизгнули.

— Не бойтесь. Это наши бьют, — успокоил их Годованец. — Идите за мной, та бойтесь.

Сестры несмело двинулись за Годованцем.

Принесли воду. Филиппов разделся, старательно вымыл руки и, достав из санитарной сумки все, что требовалось, приступил к делу.

Старик деликатно отошел к лестнице. Полячки, горестно охая, толкались за спиной Филиппова, мешали работать.

— Годованец, займись-ка ими, — попросил Филиппов.

— Слушаюсь. Ну-ка, товарищи женщины, давайте побеседуем.

Он оттянул сестер в сторону и завел с ними длинный разговор.

— Вот, скажем, товарищи женщины, насчет данного вопроса. У нас этот вопрос мирово поставлен. Я, как папаша, могу подтвердить и поделиться опытом. Папаша, говорю. Отец. Во-во, правильно поняли. Сын у меня. Серега. Перед самой войной родился. У нас так. Если, допустим, предвидится ребенок, это дело государственное. Тут о вас большую заботу проявляют. Разные консультации — и женские, и детские. Врачи на дом ходят. Иной раз и ни к чему, а он идет. Дескать, какое самочувствие? Да не надо ли чего? Да помогает ли муж? Да, муж. Это точно. Для мужа это ответственный момент. Он у всего общества на прицеле.

Женщины слушали и из-за плеча Годованца следили за действиями доктора.

— Подошло вам, скажем, время… Пожалуйста. За вами присылают машину. Как там, по-вашему? Самокат. Не разумеете? Ничего. Придет время — поймете. Еще так понравится, что каждый год, извините за выражение, рожать будете.

— Добже, добже, — из вежливости подтверждали полячки.

— Да уж что и говорить. Не худо. Лежите вы там — вам подарки приносят. Товарищи несут. Профсоюз несет. Муж несет. Во сколько подарков — гора! И цветы, и яблоки, и сладости всякие… Не разумеете? Что ты будешь делать! — Он оглянулся на Филиппова, нетерпеливо кашлянул. — Товарищ капитан, скоро вы там? А то публика попалась тяжелая — я, сами знаете, рассказчик какой.

— Продолжай. У тебя неплохо получается.

— Да я что. Я стараюсь. — Годованец глубоко вздохнул и продолжал: — Следующий вопрос — о приданом… А у вас, например, есть во что дитё завернуть? Не разумеете. Пеленочки, распашоночки? — Он принялся энергично жестикулировать, всеми силами стараясь втолковать свои мысли. Полячки наконец поняли, закивали. — Ну вот, то-то. Идемте-ка за хозяйством.

Он подхватил сестер под руки, и они втроем отправились за приданым.

Роженица последний раз вскрикнула, и через минуту в руках у доктора забился ребенок.

— Парень, — произнес Филиппов, с гордостью оглядывая младенца.

— О, матка боска ченстоховска! — всхлипнул старик, увидев ребенка, и выбежал из подвала.

Филиппов неловко топтался на месте, держа ребенка на вытянутых руках. Младенец выгибал спинку, сучил ножками и заливался тонким голоском.

Женщина повернула к нему лицо и тихо, счастливо улыбнулась. Она поняла, что доктору необходим помощник, в протянула свои слабые, дрожащие руки. Филиппов осторожно положил ребенка рядом с нею. Поцеловав сына, она прижала его к груди и зашептала какие-то свои особенные, материнские слова…

— Где отец ребенка? — спросил Филиппов.

Женщина подняла на него глаза и показала рукой туда, откуда слышались выстрелы.

В этот момент издалека глухо донеслось протяжное «ура».

— Слышите? — спросил Филиппов, поднимая палец к потолку. — Скоро ваш муж вернется домой.

Она радостно кивнула, показала глазами на паучка, повисшего над самой головой. Это для нее была верная примета, обещавшая хорошие вести.

Принесли белье. Новорожденного, обтерев влажной теплой тряпкой, начали пеленать. Он кричал, дрыгал ножонками.

— Што ли, свободу любишь? — шутливо спросил Годованец. — Ежели бы не наша армия, так на всю бы жизнь и запеленали…

Появился старик с тальниковой корзинкой в руках. Он в пояс поклонился доктору и, произнося непонятные слова, поставил корзинку к его ногам.