Мицос Александропулос: Ночи и рассветы

Маленькая площадь открылась перед ним, съежившаяся, погруженная в молчание. Вечерело. За тусклыми стеклами кафе горели безжизненные огни. Взгляд Космаса ненадолго остановился на большом окне над центральным входом в бар «Александр Великий». Стекло было желтым и запотевшим.

Дул холодный ветер, со свистом врывавшийся на площадь с северных улиц. Зима уже прошла, но было все еще холодно. Очень суровая выдалась в этом году весна. И лучше не будем называть ее весной. Это была свирепая старуха с косой, сеющая голод и смерть.

Прохожие шли согнувшись, почти бегом, — молчаливые тени. Было очень тихо. Крсмасу показалось, что стоит ему закричать — и он услышит, как его голос, уходящий и вновь возвращающийся, мечется от стены к стене.

Эта площадь — центр города. Шесть улиц расходятся отсюда и достигают самых окраин. Здания в основном старые, двухэтажные. Только на западной стороне высится большой новый дом в шесть этажей. На первом этаже аптека. В других зданиях рестораны или кафе, наверху — гостиницы. Сейчас все занято немцами и итальянцами. Но некогда славные названия — «Дворец гостеприимства», «Гостиница Мажестик», «Зевс Олимпийский», «Гранд-отель» — еще не стерлись с заржавевших вывесок. Перед гостиницами широкие тротуары, и площадь, возвышающаяся над ними, похожа на большую эстраду, выложенную плитами, окаймленную лавочками и цветочными киосками. И лавки, и киоски теперь закрыты. На дверях большие засовы и толстые ржавые замки. Мраморные лестницы, с четырех сторон поднимающиеся к площади, черны от грязи, высохшие стебли плавают в запущенных цветочных вазах.

Космас собрался перейти площадь. Но из-за угла вдруг выскочил немецкий грузовик и с ревом пронесся мимо. Будто подкарауливал, чтобы наброситься, как только он сойдет с тротуара. За первым грузовиком мчались другие. В кузовах стояли солдаты — каски, шинели, нацеленные в небо дула автоматов.

На краю тротуара собрались прохожие, пережидавшие, когда минует колонна. Но грузовики все шли один за другим, с грохотом преодолевая подъем на площадь. Немцы молчали, лишь толстый коротышка в последней машине смешно вытаращил глаза, открыл рот и втянул щеки, издеваясь над худобой голодающих. Проезжая мимо Космаса, он потерял равновесие и схватился за плечи товарищей. Те поддержали его, он выпрямился и залился смехом. Он смеялся, пока грузовик не исчез за поворотом.

Космас взбежал по ступенькам и, оказавшись возле лавочек, увидел на другом конце площади темную шевелящуюся массу. Он отчетливо различил большую железную решетку, лежавшую над подземным вентилятором; человек двадцать шагали по ней, сгорбленные и безмолвные. Космас не знал, что это за люди и что они здесь делают. Но их сгорбленные фигуры поразили его. И больше всего потрясло их молчание.

Каким он увидит голодающий город, Космас себе примерно представлял. С месяц назад к ним в провинцию приехал парикмахер. Он рассказывал, что люди умирают на улицах, на рассвете катафалки не успевают их подбирать, кладбища переполнены, хоронить негде. Да и сам парикмахер изрядно опух. В первый раз в тех местах узнали, что человек может растолстеть от голода. «Смерть от голода — сладчайшая смерть, — убеждал парикмахер, будто сам это испытал. — Все тело охватывает приятное оцепенение, и человек угасает, как птичка: сидит с вами, вдруг закрывает глаза и уходит из жизни. Или ложится в постель, засыпает и не просыпается…» От парикмахера они услыхали, что многие теперь не хоронят умерших родственников, а ночью на тележках тайком увозят на кладбище, чтобы никто не узнал об их смерти и карточка умершего осталась живым….

На верхней ступеньке лестницы сидел мужчина. С первого взгляда Космас принял его за нищего. Нищих он встречал на всем пути от вокзала до площади. Большинство из них сидели у дверей магазинов и по краям тротуаров. Другие смешивались с толпой. Они брели с мертвенным, застывшим взглядом, тихо и монотонно повторяя одно слово: «Голоден». Этот непрерывный шепот, вылетавший из голодных ртов, перерастал в крик, нависший над городом. Нищие брели не останавливаясь, они знали, что их никто не услышит. Здесь были женщины и маленькие дети, старики, мужчины средних лет и подростки. Наверно, такой же нищий сидел сейчас тут на ступеньке. Космас бегом спустился по лестнице. Но едва он сошел на тротуар, как его мысли снова вернулись к человеку, сидевшему на ступеньке. Космас остановился.