Гейнц Зенкбейль - Джонни Бахман возвращается домой

Вахмистр Краке внешне казался спокойным.

— Я возьму это дело в свои руки, дружище Бентлер, — сказал он нарочито громко и стукнул кулаком по крышке стола. — Я этим сам лично займусь, положитесь целиком на меня!

Торговец сигаретами робко поинтересовался:

— И что же вы намерены предпринять?

— Прежде всего я посажу задержанного под арест.

— А что дальше?

— Что дальше, вы спрашиваете? Дальше будет расследование!

Вахмистр тотчас же выудил из выдвижного ящика стола большую тетрадь в черном переплете, поискал ручку и начал задавать Джонни вопросы:

— Имя, фамилия, где родился?..

— Я, право, не уверен, — пожал плечами Бентлер и дернул себя за усы, — собственно говоря, этот случай к вам вовсе не относится. Теперь такими делами занимается тайная государственная полиция.

— Это уж вы предоставьте мне, — возразил полицейский, — в конце концов, приволокли ко мне мальчишку вы!

— И все же, партайгеноссе Краке, — упорствовал торговец сигаретами, — гестапо непременно нужно поставить в известность!

— Ну хорошо, — согласился вахмистр, пододвигая к себе телефон. Он провел ручкой по диску и после короткого раздумья набрал номер. Через некоторое время поднес трубку к уху. — Никого, — сказал Краке и с сожалением передернул плечами, — никто не подходит к телефону.

Бентлер пододвинул аппарат к себе и, взяв трубку, тоже послушал. Лицо его при этом выражало полное разочарование.

— А не лучше ли мне его тогда, — он кивнул в сторону Джонни, — увести и передать прямо в СС?

— Ну, а теперь хватит, Бентлер! — Лицо вахмистра стало кроваво-красным, тяжело дыша, он облокотился на кресло. Краке, слишком тучный и тяжелый для этого кресла, вдруг стал на удивление похож на локомотив, стоящий под парами. — Слушайте меня внимательно. Это дело пойдет своим чередом. Это уже моя задача, для этого я здесь и сижу. А вы снова займите свое место на баррикаде. Я надеюсь, Бентлер, вы меня правильно поняли, не так ли?

Выпалив все это, Краке подтолкнул мальчугана к зарешеченной двери. Прогремела связка ключей. Толчок — и мальчуган оказался в соседней комнате. Почти сразу же дверь за ним захлопнулась.

Джонни очутился в небольшой комнатке, вдоль стен которой выстроилось много темных металлических шкафов. Нанизанные друг на друга, наверху одного из шкафов лежали форменные полицейские фуражки с большими серебряными кокардами, украшенными орлом и свастикой. К последнему шкафу, стоявшему около окна, было прислонено скрученное знамя со свастикой, доходившее верхним концом древка до потолка.

Джонни подошел к окну, которое до половины было заколочено фанерой и картоном, а снаружи забрано решеткой. Он увидел на улице старика в фартуке, который тащил маленькую ванну с кусками мяса в стоящее напротив здание. Посреди пыльной мостовой все еще лежала, правда, уже сильно искромсанная, мертвая лошадь. Как минимум, человек десять, главным образом старые мужчины и женщины, толпились сейчас около трупа, кромсали и ковыряли его ножами и топорами.

«Где же осталась Нанни?» — подумал мальчик и так сильно втиснул свою голову между прутьями решетки, чтобы лучше осмотреть улицу, что он не смог ничего увидеть. Спустившись в комнату, он удивился тому, что в первую очередь подумал о девочке, хотя его собственное положение было более чем серьезным. «Если вахмистру сейчас удастся связаться с гестапо, тогда жди беды». Жители дома, где жил Джонни с матерью, редко заговаривали о тайной полиции, а если и говорили что, то сперва удостоверялись, не подслушивает ли их кто-нибудь. Само слово «гестапо», как «судебная палата» или же «концлагерь», внушали людям очень неприятное чувство, вернее, даже страх.

«Но почему я не боюсь?» — мысленно спрашивал себя Джонни, перестав ходить взад и вперед по комнате. Он прислушался к далекому орудийному грохоту, который походил на обычную, более чем безобидную грозу. «Подождем — увидим!» — мысленно утешил он себя.

Чуть больше чем через полчаса мальчик услышал бряцание связки ключей, затем заскрипела дверь.

— Ну-ка, давай выходи! — крикнул ему полицейский вахмистр.

Бумаги и скоросшиватели, лежавшие на полу, уже исчезли в изразцовой печи, а обгоревшие остатки разлетелись далеко от дверцы. Джонни видел, что листовка, найденная у него, лежала на письменном столе, а на ней — очки с толстыми стеклами. Тут же находились и другие вещички, которые у него отобрали.

— Садись! — распорядился полицейский и указал ему на кресло. Он осмотрел мальчика с ног до головы и спросил: — Ты голоден?